Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий

Существуют разные мнения о прототипе этого персонажа, тем более важного, что он встречается в нескольких произведениях Булгакова («№ 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна»; «Записки покойника»). Один из мемуаристов отождествляет Аннушку с домработницей Булгаковых на Садовой 10: «…женщина сварливая, вечно что-нибудь роняющая и разбивающая, скорее всего по причине своего кривоглазия» (Воспоминания 1988: 173; о кривоглазии и его привязке к инфернальному началу в мировой культуре см. выше). Т. Лаппа, первая жена Булгакова, вспоминала, что некая Аннушка Горячева жила в их квартире по другую сторону коридора: «У нее был сын, и она все время била его, а он орал. <…> Ей лет шестьдесят было. Скандальная такая баба. Чем занималась — не знаю» (Паршин 1991:94). Этой соседке посвящена запись в дневнике Булгакова от 29 октября 1923 г.: «Сегодня впервые затопили. Я весь вечер потратил на замазывание окон. Первая топка ознаменовалась тем, что знаменитая Аннушка оставила на ночь окно в кухне настежь открытым. Я положительно не знаю, что делать со сволочью, которая населяет эту квартиру» (ср. Аннушку Пыляеву, «бич дома», ставшую причиной пожара в рассказе «№ 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна»).

чертили черные птицы —

Булгаков достаточно часто использует звукоподражание, особенно в демонологическом пласте романа: черт, чер — повтор этих звуков ассоциируется со словом черт (отмечено: Кушлина, Смирнов 1986). В первой сцене романа он нагнетается созвучиями с другими словами — черные тапочки Бездомного, черная роговая оправа очков Берлиоза, черные краски в поэме Бездомного.

никакой не интурист, а шпион —

шпиономания — характерная черта сталинской эпохи 1920— 1930-х гг., нашедшая свое отражение на страницах романа. Шпионом, «белобандитом» или «деникинским офицером» (в духе времени с национальной манией преследования) оказывался едва ли не каждый встречный, а тем более иностранец. Истолковывать любые неприятности как вредительство и шпионаж было привычно для унифицированного сознания обывателя, как естественным казалось и постоянно сталкиваться с этим явлением. Даже школьники этой эпохи читали бесчисленные рассказы и очерки о шпионах, диверсантах, вредителях и прочих «врагах народа» и их заговорах.

От обвинения в шпионской деятельности (Уголовный кодекс с 1926 г. содержал статью 58, пункт 6 — шпионаж) не был застрахован никто. В 1930-е гг. обвинения в связи с иностранными разведками начинают заметно превалировать над прочими. В 1937 г. в этом обвинялась даже жена Буденного, бывавшая на приемах в посольствах (см. комментарий к Иностранец, а также Лесскис — 5, 633). Как японские шпионы и участники диверсионных организаций были уничтожены известные писатели Борис Пильняк и Сергей Третьяков.

Шпиономания была едко высмеяна Булгаковым в его фантасмагоричных «Похождениях Чичикова»: «На вопрос, уж не белогвардейский ли шпион Чичиков», Ноздрев отвечает утвердительно.

Эмигрант… —

в массовой психологии эпохи эмигрант относился к числу «чужаков», бывших «своих», оказавшихся за границей, во враждебном локусе, и вследствие этого воспринимался как потенциальный шпион. И в окончательном тексте, и в ранних редакциях МиМ слово «эмигрант» идет в знаменательном сочетании со словами «белогвардейский шпион», «белый, пробравшийся к нам», «здесь Гепеу пахнет», «иностранец».

двойное «В» — «\У» —

как имя персонажа, так и само его написание в вариантах романа колеблются. Так, во второй редакции на визитной карточке незнакомца Берлиоз видит надпись латиницей: D-r Theodor Voland (562-6-2-68), в другом месте сатана именуется Фал ан дом.

Мефистофель во время Вальпургиевой ночи у Гете представлен как junker Voland (Platz! Junker Voland kommt). В свете той литеральной игры, которую Булгаков ведет вокруг буквы «М» на шапочке мастера, эмблемы героя в романе (см. комментарий к 13-й главе), вероятно, следует признать правоту Л.М. Яновской, которая предположила, что латинское V было заменено на W для графической связи его начертания с русской буквой «М» — монограммой мастера (Яновская 1983: 224). В то же время возможна другая ассоциация — противопоставление (или зеркальное отражение, переиначивающее левое и правое) Воланда (W) фаустианскому Мефистофелю (М).