Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий

Иуда зажег светильники, чтобы спрятанные им свидетели могли разглядеть лицо преступника, как того требовал закон. По мнению Ренана, это была «юридическая западня»: скрытые перегородкой свидетели оставались невидимыми и слышали все сказанное. С этим перекликается также запись в книге с материалами к пьесе «Мольер», которая какое-то время писалась параллельно с романом: «Когда сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все не в настоящем виде» (562-17-4-14 — рукой Булгакова ниже написано: «запись н. пр.», что можно истолковать как «не пригодилась»).

попросил высказать свой взгляд на государственную власть —

провокаторская просьба случайного знакомого — Иуды — отсылает к названию первой главы — «Никогда не разговаривайте с неизвестными», ибо такие ситуации и в московском, и в ершалаимском мире кончаются плачевно. История, по Булгакову, вообще циклична.

вбежали люди, стали вязать меня —

отступая от евангельской традиции, Булгаков переносит арест Иешуа из Гефсиманского сада в дом Иуды. Поведение Иешуа высвечивает его человеческую природу и представляет как невинную жертву обстоятельств и сложной политической жизни Ершалаима.

кесарь (или цезарь) —

вначале фамильное имя в роде Юлиев; со времени правления Октавиана (63 до н. э. — 14 н. э.) стало титулом римских императоров. Кесарь, в правление которого римским прокуратором в Иудее был Понтий Пилат, — Клавдий Нерон Тиверий (Тиберий; 42 до н. э — 37 н. э.).

«Закон об оскорблении величества» —

закон, внушающий ужас Понтию Пилату, широко применялся жестоким и подозрительным Тиберием в последние годы правления. Первоначально закон был направлен только против предательства в военных действиях, мятежников и дурного управления государством, однако вскоре император Август, а затем и Тиберий начали использовать его и против сочинителей. С 27 г. нелюдимый кесарь, страдавший проказой, жил на острове Капри.

В третьей редакции закон присутствует в тексте как laesa majestas (562-7-1-47 об.). Булгаков выписывает варианты названия закона на латыни: Crimen laesae majestatis divinae, Crimen laesae aut minual majestatis, Lex Apuleia de majestate (562-6-1-16 об.). Однако, видимо, в связи с принципиальной установкой на воспроизведение всех иноязычных реалий на русском языке (см.: Гаспаров 1994), латинского названия в окончательном тексте нет.

мысли <…> и какая-то совсем нелепая среди них о каком-то бессмертии —

имя Понтия Пилата в дальнейшем вошло в христианский Символ веры. Пилату выпала «страшная честь» (С. Аверинцев) остаться в исторической памяти распинателем Христа. Мотив бессмертия ложного и причащения к «бессмертию действительному», дарованному художнику, — устойчивый мотив творчества Булгакова. Вот как звучит финал «Пролога» в «Жизни господина де Мольера»: «Тот, кто правил землей, считал бессмертным себя, но в этом, я полагаю, ошибался. Он был смертен, как и все, а следовательно — слеп. Не будь он слепым, он, может быть, и пришел бы к умирающему, потому что в будущем увидел бы интересные вещи и, возможно, пожелал бы приобщиться к действительному бессмертию» — 4, 231).

…передернул плечами <…> а руки потер, как бы обмывая их —

отсылка к описанному только в Евангелии от Матфея (Мф. 27: 24) жесту Пилата в ответ на требование народа освободить не Христа, а Варраву. В знак того, что он невиновен в крови «праведника Сего», невинного Иисуса, Пилат умывает руки. Здесь он может быть истолкован как игра автора с читателем: вводя многочисленные разночтения с каноническими Евангелиями, Булгаков тем не менее сохраняет некоторые их ключевые моменты и таким образом настаивает на евангельском подтексте романа.

Лысая Гора (Голгофа) —

в переводе с еврейского — черепу обозначение холма, круглого, как череп (ср. русское — Лобное место). Место, где был распят Христос. До сих пор не прекращаются споры, где именно по отношению к Иерусалиму находилась Голгофа, т. е. место казни в момент распятия Христа. По законам того времени Голгофа не могла находиться в черте города, между тем именно таково ее современное каноническое прикрепление к местности. «Позорная смерть Христа вне пределов города, рано ставшего символом бездомности, бесприютности христиан, соотносится с ветхозаветными очистительными обрядами, при которых тела закланных жертвенных животных удаляли за сакральную границу стана или города» (Аверинцев 2000: 61).