Роман с фамилией

– Гетман развёл руками… – кротко сказал он.

– Что же нам теперь делать, отче?

– Молиться и надеяться…

Я горячо воскликнул:

– На кого же теперь надеяться? Все Украйну предали, даже гетман…

– Тс-с… – Отец Феофилакт, уже засыпая, пробормотал: – Надеяться остаётся только на русского царя… Больше не на кого!

2

Весёлые, молодые, счастливые батька и мама в праздничных одеждах идут по цветущему лугу. Батька обнимает маму за плечи, они смеются, ласково глядят друг на друга. Такими я никогда не видел их прежде. А вокруг – трава по пояс, белые ромашки, ярко-синие васильки… И солнце сияет, и на ясном небе – ни тучки, ни облачка…

Я силюсь окликнуть родителей, но не могу. Они уходят всё дальше и дальше, пока вовсе не растворяются в цветочной дымке…

Сон приснился мне накануне Переяславской рады и оставил смешанное чувство радости и горечи, как и само великое событие, о котором грезили на Украйне многие годы. Как же ждали эту Раду все, кому дорога вера отцов, кто досыта нахлебался и панских милостей, и панского гнева, настрадался от набегов крымчаков и притеснений арендаторов!..

В самый канун нового, 1654 года в Переяславль прибыли царские послы: боярин Василий Бутурлин, окольничий Иван Алферьев и думный дьяк Ларион Лопухин.

Встречал их в Переяславле тамошний полковник Павло Моржсковский-Тетеря – крестник Хмельницкого и свояк Выговского.

Тетеря, выходец из польской шляхты, имевшей свой герб Слеповрон, в отличие от Выговского, к восстанию Хмельницкого присоединился добровольно ещё в 1648 году. Посему пользовался у гетмана особым доверием и расположением. Полковником Тетеря стал всего полгода назад, а до этого исполнял много разных посольских поручений: ездил и в Трансильванию к князю Ракоци, и в Московию к царю…

В генеральной канцелярии поговаривали, что Тетеря был в числе тех представителей старшины, кто активно противился союзу с Русским царством.

«Зачем посылать этого Тетерю, если он москалей не любит? Уж он-то постарается переход гетманщины под руку Москвы задержать!» – недоумевал я, почему именно его Хмельницкий и Выговский посылали переговорщиком.

Но, слава богу, были среди гетманских послов и те, кто искренне такого перехода жаждал.

Как бы то ни было, а осенью этого года Русский земский собор всё же приговорил: гетмана Хмельницкого со всем войском Запорожским, со всеми городами и землями под высокую царскую руку принять.

Для того и прибыли теперь царские посланцы.

Выговский заранее направил меня к Тетере с письменными наказами от гетмана, как и что приготовить к приезду высоких гостей. Я хорошо знал русский язык и должен был исполнять при полковнике роль толмача.

Мы встречали высокое московское посольство и сопровождающий его отряд стрельцов в пяти верстах от Переяславля.

Тетеря, следуя приказу гетмана, вывел в поле для торжественной встречи шестьсот казаков с развернутыми знамёнами, с трубами и литаврами.

При приближении посольства мы спешились, сняли шапки.

Дородный боярин горделиво восседал на могучем битюге – другой конь такую тушу и не вынесет, в высокой медвежьей шапке, собольей шубе. Окольничий, такой же могутный, как Бутурлин, тоже в соболях. Худой думный дьяк одет попроще – в длиннополый тулуп и волчий малахай… Стрельцы с бердышами в красных кафтанах – вовсе без тулупов, чтоб произвести впечатление.

Я впервые видел столько сородичей моей матери. Такие же открытые лица, разве что бородатые.

Тетеря поклонился послам и начал велеречиво:

– Благочестивого царя московского и великого князя Алексея Михайловича, самодержца многия земель, в лице его великого боярина с его достойнейшими спутниками имею честь нижайше приветствовать по поручению гетмана нашего, Богом данного Зиновия Хмельницкого во славном граде Переяславле с радостию о вашем благополучном прибытии…

Послы слушали, благосклонно кивали.

«Лукав Тетеря, ведь и не догадаешься, что послам не рад…»

Вся кавалькада двинулась к городу.

У ворот Переяславля, на его улицах и площадях толпились горожане – от мала до велика. Явились и окрестные селяне, узнавшие о грядущем событии, сулящем избавление от бед.

Все радовались, кидали вверх шапки, хотя накануне, бродя по рыночной площади, я слышал и недовольные речи. Много было и тех, кто, боясь московитов, видел в них новых панов.

– Будут теперь кацапы нам хозяева! Запрягут в свои сани, новый хомут на нашу шею наденут… – говорил один селянин. – А они хитры, эти москали, хуже чёрта… На прошлой ярмарке я с одним торговался, так он меня в два счёта вокруг пальца обвёл и зерно в три раза дешевле выторговал…

– Да, когда чёрт да москаль задумают что-то, тут уж берегись! Не зря говорят: с москалём дружи, а камень за пазухой держи… – поддакнул его собеседник. – А теперь ещё и лапти заставят носить вместо черевиков.

– Наш митрополит Сильвестр, говорят, московских-то попов не жалует… Боится, что теперь над ним московский патриарх будет… Поглядим, приедет ли митрополит на раду…

Митрополит Киевский Сильвестр Коссов в Переяславль не явился. К присяге царю московскому не прислал никого из своих духовных особ и шляхтичей, пребывающих при нём.