— Ты замахнулся на людей, которые тебе не по зубам, щеночек. За такое наказывают, — пальцы вдавливались в шею всё глубже. — И больно.
— Ты уже сто раз мог убить меня, — прохрипел Ред.
— У тебя красивое тело, Смит. Не пропадать же ему зря.
— Долбаный извращенец…
— Не отрицаю, — сэр Найджел наконец прекратил давить. — Хотя до Колина с Арденом мне, как ты понимаешь, далеко. Наверное, я бы сам никогда не дошёл до такого, если бы не они… Не могу сказать, что часто участвовал в их развлечениях, но… Знаешь, сначала такое шокирует, а потом ты привыкаешь, и всё остальное, всё нормальное и неизвращённое, начинает казаться пресным, скучным, просто тупым.
У Реда сердце билось так, что ему казалось, оно колотится прямо в доски, к которым он был прижат.
Он не хотел, чтобы всё так кончилось… И сейчас он жалел, до отчаяния, до безумия жалел, что решил приехать в Каверли. Если бы он мог вернуть тот первый день, если бы он знал, до каких пределов может дойти Найджел Торрингтон, он бы никогда не сел на тот самый поезд, не принял бы приглашение, не пошёл бы на встречу с Муром. Он не думал, что финал будет таким: он умрёт от рук маньяка. И смерть, просто смерть, казалась сейчас избавлением.
Его затрясло, как от холода, только сильнее, а потом в груди что-то словно лопнуло — и Ред зарыдал. Грудь, плечи, голова — всё тряслось от ужасной внутренней боли, от безысходности и страха. Из глаз на доски падали слёзы, никаких криков и всхлипов не было, только присвист, с которым воздух входил в горло и выталкивался обратно.
— Тебе страшно? — почти ласково спросил сэр Найджел. — Знаешь, мне тоже. Потому что я никогда не делал такого. Кое-какой опыт был, не с Арденом, с другими. Но так, чтобы не ограничивать себя ни в чём, абсолютно ни в чём… Может быть, тебе повезёт, и я не смогу.
Сэр Найджел снова встал у Реда за спиной. Кровать со скрипом отъехала назад на пару шагов. Колёсики крутились плохо, так что сэр Найджел больше тащил её, чем катил. Потом он вернулся и встал в освободившееся широкое пространство между решетчатым изголовьем и стеной.
— Немного вдохновения не помешает, да? — сэр Найджел провёл ладонью по одной из фотографий, стирая пыль.
Снимки были наклеены на такой высоте, что были видны даже лежащему на кровати Реду.
Сэр Найджел смахнул слой пыли с ещё одной фотографии, потом с третьей. Ред, даже трясясь от страха, даже сквозь щиплющую плёнку подсыхающих слёз, не мог на них не смотреть. В них было что-то чудовищно притягательное, страстное и извращённое — настоящее безумие. Не попытки Торрингтона возбудить себя жестокостью, не лёгкие странности Ардена… Настоящее безумие.
Хотя жестокости тут тоже было много. Колин — никто другой не мог это снять — растравлял сладострастие, как рану, и боль была неотделима от желания. Когда в кадр попадало лицо, сложно было определить, что искажало его — удовольствие или боль.
— Пугающе… — сэр Найджел отошёл в сторону, чтобы дать Реду полюбоваться на очередную фотографию: эта самая кровать, которой почти не касалось тело, подвешенное и выгнутое под немыслимым углом, верёвки, капли пота, крюк. — Но все эти чудесные устройства куда-то исчезли. Думаю, их выбросил Прайс. Или Арден. Скорее Прайс. Арден не осмелился бы к ним прикоснуться. Придётся обойтись без них.
Ред смотрел на снимок, который оказался точно напротив его лица: Арден, болезненно худой, был распростёрт на полу. Камера с невероятной чёткостью запечатлела всё: и блеск белков под полуприкрытыми веками, и нитку слюны, стекающую изо рта, и следы от верёвок на коже. Наверное, именно закатившиеся глаза делали его похожим на мёртвого. Ред подумал, что будет лежать тут так же. Но Арден выжил, а он… Для него, похоже, всё было кончено.
Он вспомнил другую фотографию, которую увидел одной из первых, когда только вошёл в эту комнату, в эту адскую камеру, где было заключено безумие. Там Арден не был связан, но он не сопротивлялся, лицо было напряжённым, но руки, спина, плечи — всё говорило о полном подчинении… Мог он хотеть этого? Этого.
Сэр Найджел провёл пальцем по одному из снимков, вычерчивая контур снятого очень близко, очень детально, так что была различима каждая микроскопическая складочка, эрегированного члена. Единственный из виденных здесь снимков, который можно было назвать нормальным, пусть он и был непристоен. Чёрно-белая фотография была настолько реалистична, что Реду казалось, сэр Найджел должен был бы ощущать подушечками пальцев не глянец фотобумаги, а мягкую, бархатистую кожу мошонки.
— У Колина был талант, — произнёс сэр Найджел убирая руку — с лёгким содроганием, как показалось Реду. — Жаль, что он расходовал его… на это. Он был одержим.
А Арден? Весь этот ужас… Неужели это было добровольным?
— А Арден? — Ред сам не заметил, как эти слова вырвались у него.
— Что Арден?
— Он тоже… любил его?
Сэр Найджел хмыкнул.