Роман с Луной

– Ой, нет, – безрадостно сказал Кеша. – С этим злосчастным покорением мира всегда бывало страшно много возни. И даже когда это кому-то удавалось, он потом, я уверен, испытывал очень горькое чувство… Давай лучше практиковать, что нас нет в природе, – предложил Кеша. – Раз – и нет тебя. Просто попытайся на секунду не быть. У меня это хорошо получается. Причем мир без тебя так здорово существует. Без драм, без эксцессов. Все думают, что ты есть, а – ничего подобного!.. Где мне найти слова, – тяжело вздохнул Кеша, – чтобы ты понял, кто я такой. Как белый лотос, рожденный и выросший в воде, поднимается над нею и высится, не покрываемый водой, так же и я, рожденный и выросший в мире, хочу превзойти этот мир.

Мальчик молчал. Что тут скажешь? Когда ореол святости так и сияет в потемках над Кешиной головой, не затмеваемый никакими небесными светилами.

– Сынок, – проговорил Кеша опечаленно. – Пришла пора признаться. Мы с Марусей не сможем заработать тебе на квартиру. Видит Бог, я молился святым бесплотным силам, верил в нашу счастливую звезду, но все это накрылось медным тазом. Может, мы и вправду занимаемся такими неземными делами, что они в принципе не должны приносить никакого дохода у нас на планете? Недавно Маруся пришла в солидный толстый журнал, в отдел прозы, и спрашивает ликующе, с улыбкой: «Новые писатели нужны в литературе?» А ей отвечают серьезно: «Нет, что вы, старых-то никак забыть не можем!» Или моя Луна… Разве это земное дело? Правильно говорится в Алмазной сутре: главное предписание буддиста – не брать ничего от жизни. Так что мне остается надеть шляпу и пальто дяди Эфраима, взять посох, чашу для подаяний, забрать свою безумную Марусю и пуститься в бесконечное странствие, освободив тебе нашу малогабаритную квартиру.

– Ну что ты. – Мальчик обнял его и похлопал по плечу. – Куда вы потащитесь, два сумасброда, на старости лет?.. Расслабься, я сам буду накапливать. Три года, четыре… Живут же люди в шалаше, покрытом дерном, при свете лампады, заправленной тюленьим жиром.

– Нет, я не знаю, почему мне так не везет, – с жаром заговорил Кеша, ощущая свою неизбывную вину перед сыном. – У других прямо мухи в руках ебутся, а я должен кушать кошкин навоз.

– Ладно, – ответил мальчик. – Пойдем-ка с тобой поедим. А не то совсем отощаем.

В ресторане «Хрустальный звон» за столиком спал, положив голову на салфетку, как Олоферн на коленях коварной Юдифи, арт-критик Андрей Ковалев, бородатый и непричесанный. Больше в зале никого не было.

Мальчик попросил принести «филе гренадера».

– Никогда не пробовал, – сказал он. – Интересно, это мясо или рыба?

Кеша заказал черных тигровых креветок из Индии, картошку и зеленый чай.

По столу полз очень сонный майский жук. Никакими силами его нельзя было бы убедить сейчас взлететь. Кеша сложил пещеркой ладони, жук туда забрался и затих.

– Как, интересно, летают насекомые? – бормотал Кеша, с нежностью взирая на жука. – Если в высоте встречаются, узнают друг друга? Жук – ему трудно, у него тяжелый панцирь. Но он напрягся, взлетел, поднялся выше, ласточка за ним погналась, он – раз! – увильнул. Поднялся еще выше, изморозью покрылись подкрылки, ему холодно… Знаешь, есть какие жуки-летуны? Настоящие летчики-испытатели! А мы все про птичек да про птичек!..

– А как вороны зимой летают? – говорит мальчик. – Да все птицы! На зимнем ветру? Подмышками-то холодно!

Когда они вышли из ресторана, оставив там практически все, что было у них в карманах, настроение у обоих улучшилось.

– Эх, – сказал Кеша, – дорогая еда – удовольствие для желудка.

– И беда для кошелька, – добавил мальчик.

– Пошли заберем Луну, – предложил Кеша, потирая ладони, – и поедем домой. Нельзя ее тут оставлять. Украсть не украдут, а вдруг бросят палку или камень?

– И куда мы ее? – спросил мальчик.

– Подвесим в комнате на потолке вместо люстры, и пусть светит. Люстры-то нету…

Они зашагали на ровный матовый свет электрической Луны, молоком разливавшейся по лужайкам. Луна горела еще ярче, в ночном тумане вокруг нее образовалось галло, и слетелись насекомые ночные, бабочки, жуки, мотыльки, комары и мухи.

Что любопытно, часа не прошло, как у инсталляции «Шумел камыш» утащили колокольчики, с корабля на приколе вынесли посуду и продырявили спасательные круги, а деревню, построенную из палок, превратили в развалины. Все было разрушено, сломано, разнесено какими-то неясными стихиями. То ли разбойники выскочили из-за кустов барбариса, то ли вопящая боевая дружина свирепых воителей-варягов высадилась на берег и сражалась тут с исполинами, карликами и погаными чудищами. Как там поется в их главной саге? С меча и шпор моих стекала кровь, над головой стервятники кружили…

Сохранились только произведения, замаскированные художниками под природные явления: тени деревьев, нарисованные на поляне, и пластмассовые яблоки на березе слишком высоко были подвешены.

– Черт, надоела Кали-юга, – мрачно сказал Кеша. – Как я тоскую о Золотом веке!.. Прямо не могу уже находиться в этой кальпе.