Романы Ильфа и Петрова

В 20-е гг. вся эта обойма достопримечательностей усердно посещается отдыхающими. Почти все элементы и штампы кавказских глав ДС мы встречаем в сатирическом "Путеводителе по курортам" Э. Кроткого: "В Тифлисе обязательно взобраться с помощью фуникулера на гору Давида; Военно-Грузинская дорога знаменита расположенными на горных крутизнах развалинами старинной башни. Царица Тамара. „Кавказ подо мною" Пушкина. Сплошь исписанные стихами „утесистые громады"" и т. д. [Бу 21.1927]. См. ниже, примечания 5,11,15,17.

38//3

Пейзаж становился все мрачнее, а надписи на скалах многочисленнее... — ...Чуть повыше облака и несколько ниже орла! Надпись: "Коля и Мика, июль 1914"... Каждая буква величиною в метр... Где вы сейчас, Коля и Мика? — Надписи (граффити) на скалах Военно-Грузинской дороги и других туристических мест были богатой темой как дореволюционной, так и советской юмористики и неизменно цитируются в умиленном тоне. "За Крестовым перевалом.. . вся придорожная сторона горы испещрена увековеченными на ней фамилиями туристов... Вон над самой пропастью... мелькают разные „Манечки", „Шурочки"... и вдруг умиливший мою душу корявый, с лихими выкрутасами „Пыфнутьев с симейством". Милый, милый Пыфнутьев!.." [Тэффи, Горы]. В. Маяковский посвящает наскальным надписям стихи "Канцелярские привычки", с которыми пассаж в ДС имеет текстуальные параллели: Превыше орлиных зон // Просто и мило: / Исак // Лебензон (1926). Шутки юмористов: "Пособие для памскалкоров" [т. е. пишущих на памятниках и скалах, См 34.1927]; "Преступление по службе. — Боже мой, что я наделал. Расписался [на скале] выше самого заведующего" [карикатура в Кр 22.1928]. М. Каганская и 3. Бар-Селла видят в надписи на скале в ДС намек на императора Николая II [Мастер Гамбс и Маргарита, 55-56].

В 1927 соавторы совместно проводили отпуск на Кавказе и в Крыму и привезли оттуда дневник, где, среди прочего, упоминались: "заоблачная скала с надписью „Коля"" [Галанов, 35], "нелепые пароксизмы надписей на скалах, барьерах, табуретках и всех видах дикой и недикой природы" [ИЗК, 60] и т. п. Надпись "Коля и Мика" перекликается, кроме того, с блоковским: "Здесь были Коля с Катей" [В Северном море; указала 3. Панова].

"...Повыше облака и... ниже орла" — по расположению обоих объектов фраза созвучна со стихами Пушкина: Орел, с отдаленной поднявшись вершины, / Парит неподвижно со мной наравне... Здесь тучи смиренно идут подо мной [Кавказ].

38//4

Забьем Мике баки. — Бендер, очевидно, имеет в виду "перещеголять", "утереть нос". Но выражение "забить баки", восходящее к воровскому жаргону, означает "морочить голову, врать, отвлекать внимание от основного" [Куприн, Киевские типы: Вор, 37; Селищев, Язык революционной эпохи, 75; Скачинский, Словарь блатного жаргона, 10]. Ср.: "Ох, из Женьки выйдет толк! Здорово он девушке забил баки!" [говорит бандит; Л. Славин, Интервенция]. В смысле "морочить голову" данное выражение употребляется и в фельетонах соавторов [Душа вон, Чу 43.1929, то же в их кн.: Необыкновенные истории...]

38//5

Ипполит Матвеевич... принялся разглядывать фундамент замка Тамары... — Замок Тамары в Дарьяльском ущелье — развалины средневекового сооружения на скале над Тереком, связываемые легендой с именем грузинской царицы Тамары (XII в.). Замок этот служит местом действия баллады Лермонтова "Тамара". К Лермонтову восходит ремарка ниже в ДС 38 о том, что из замка "неслись страстные крики" (ср.: И странные, дикие звуки / Всю ночь раздавалися там ).

38//6

При переходе через Крестовый перевал... [отца Федора] укусил орел. Отец Федор замахнулся на дерзкую птицу клюкою и пошел дальше. — О соседстве с птицами и высокогорными стихиями: "Я напишу Терентьевым, ...что тебя на высоте большой орел клюнул... но я его убил зонтиком" [Лейкин, Наши за границей, 125]. "На Крестовском перевале мы зацепились за облако", — записывает Ильф в июне 1927 [ИЗК, 60].

У о. Федора нелады с животными: в городе N. его подводят кролики [ДС 3], в Баку в него плюнул верблюд [ДС 32], в Дарьяльском ущелье орел уносит его колбасу (ниже в настоящей главе). Как замечает один из критиков, странствия о. Федора строятся по архетипу "познания чужой страны", в ходе которого герой борется с враждебными силами природы и животными [Briker, The Notion of the Road..., со ссылкой на работу Л. Сазоновой о теме пути в древнерусской литературе].