Романы Ильфа и Петрова

Типологическими предшественниками коммунальных квартир можно считать всякого рода семейные пансионы и дома гостиничного типа в романах XIX в.: "пансион Воке" (Бальзак, "Отец Горио"); "Ноевы ковчеги", в которых живут Девушкин, Прохарчин и Мармеладов (Достоевский); меблированные комнаты миссис Лиррипер (Диккенс) и др. Своеобразная атмосфера этих приютов для неприкаянных одиночек, богатая возможностями трагикомического развития, — одно из жанрово-тематических открытий европейского реализма. Одна из черт этих литературно прославленных общежитий, перешедшая и в советские квартиры, — семейственность: "Все до единого из жильцов Устиньи Федоровны жили между собой словно братья родные" [Господин Прохарчин]. Сцены из жизни больших квартир, предвосхищающих советскую действительность, имеются в предреволюционной литературе. Ср., например, петербургские очерки Л. Гумилевского "Жильцы" [1915-1916, в его кн.: Чужие крыши]. Среди прочего, мы встречаем здесь мотив массовых поветрий, захватывающих обитателей общежития. Прослышав о якобы предстоящей конфискации подушек и одеял, владельцы спешат отнести эти предметы в ломбард — подобно тому, как жильцы "Вороньей слободки" в предвидении пожара бегут страховать свое имущество.

В. Ардов свидетельствует:

"[В 1929] совместная работа в „Чудаке" очень сблизила меня с... [Ильфом и Петровым]. Часто я заходил к Е. П. Петрову в его комнатки в Кропоткинском переулке (эта квартира довольно точно описана в „Золотом теленке" под названием „Вороньей слободки"). Такое название Евгений Петрович сперва дал своему реальному жилищу, а потом уже перенес его в роман вместе с похожим описанием обстановки и обитателей этой квартиры. Была в действительной „Вороньей слободке" в Кропоткинском и „ничья бабушка", и „трудящийся Востока — бывший грузинский князь", и многие другие персонажи, описанные в „Теленке"" [в кн.: Воспоминания об Ильфе и Петрове].

13//20

Центростремительная сила сутяжничества подхватывала его, втягивала в канцелярии юрисконсультов, вихрем проносила через прокуренные судебные коридоры и вталкивала в камеры товарищеских и народных судов. И долго еще скитался непокорный квартирант... И до самой своей смерти квартирант будет сыпать юридическими словечками... — Параллельное наблюдение находим у М. Кольцова: "Всеобщая сутяжная страсть овладела обывателем, как безумие. В эту страсть втянуты все, от чернорабочих до изысканных интеллигентов" [В самоварном чаду (1926), Избр. произведения, т. 1; курсив мой. — Ю. Щ.].

Пассаж насыщен отзвуками "гуманного места" "Шинели" Гоголя: "Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей... И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему маленький чиновник с лысинкою на лбу... И закрывал себя рукою молодой человек, и много раз потом содрогался он на веку своем..." (сходства с ЗТ выделены нами).

13//21

...Летчик Севрюгов, к несчастию своему проживавший в квартире номер три, вылетел по срочной командировке Осоавиахима за Полярный круг... [До слов:] В тот великий день, когда ледоколы достигли наконец палатки Севрюгова... — Ср. запись: "Новелла о полюсе" [ИЗК, 171]. Возможно, что фамилия "Севрюгов" произведена соавторами под влиянием фамилии известного в 30-ые гг. летчика Б. В. Стерлигова — для русского уха эти имена звучат родственно [Вентцель, Комм, к Комм., 265-266].