Романы Ильфа и Петрова

...[Сотрудники "Геркулеса",] головы которых, как ему [Берлаге] показалось, соболезнующе качаются в полутьме коридора... ничего не сказали. И, ничего не сказавши, стали медленно уплывать в темноту. — Друзья! — слабо вскрикнул бухгалтер. — Куда же вы?.. И вице-король Индии остался один. — Отголоски экспрессионистской образности и фразеологии Л. Андреева — недаром тень писателя витает над "Геркулесом" [см. ЗТ 11//4]. Ср.: "Два холодных, два бледных, два угрюмых лица одиноко выдвигались из темноты и качались в странной немой пляске..."; "Двигались в полутьме две неторопливых фигуры....^ [Жизнь Василия Фивейского, гл. 4, 9]; "Далеко кругом в полутьме торчали неподвижные головы, слегка освещенные красным со сцены" [Красный смех, отрывок 14].

Особенно характерны для Л. Андреева (и для постановки "Жизни Человека" в МХТ с ее знаменитым "черным бархатом") персонажи, уходящие в темноту: "[Иуда] скрылся в темной глубине открытой двери" [Иуда Искариот]; "Со смехом скрывается во тьме [Анатэма, конец карт. 6]; "И молча бежали мы куда-то во тьму" [Набат]; "Она... тихо уходила назад, смутно белея во мраке"; "Ночная тьма бесследно поглотила его" [Жизнь Василия Фивейского, гл. 6,11]; "Стариковски сгорбившись, пошел куда-то в темноту, прочь от всех нас... — Стойте! — крикнул я... но он... скоро пропал в красноватой мгле... А я остался один" [Красный смех, отрывок 5; сходства с ЗТ выделены мной. — Ю. Щ.

16//15

Что же ты наделал, бухгалтер Берлага? — Ср. подобные риторические вопросы в устах героев Шолом-Алейхема: "Подумай, если остался у тебя хотя бы обломок клепки в голове, что ты натворил?"; "Или... ехать в Варшаву исправлять все то, что ты там натворил?" [Мариенбад, Собр. соч., т. 6: 233, 242].

16//16

Где были твои глаза, бухгалтер? — Ср.: "Где были мои глаза? Где была моя голова?" [Шолом-Алейхем, Мариенбад, Собр. соч., т. 6: 239].

16//17

Вот куда завели тебя, бухгалтер, твои странные связи с господином Фунтом... Страшно даже подумать о том, что сказал бы старый Фома о проделках своего любимого сына. Но давно уже лежит Фома на втором христианском кладбище... и только мальчики, забегающие сюда воровать сирень, бросают иногда нелюбопытный взгляд на гробовую надпись..." — Типологическая параллель к первой фразе — у А. К. Толстого: Все кончено! Так вот куда приводит / Меня величья длинная стезя [Смерть Иоанна Грозного, д. 1].

Пародийное отступление об отце Берлаги, в типичной для соавторов манере сгущения, отражает два ряда поэтических клише:

(а) "Безучастность мертвеца" (который не откликается на зов живых, не реагирует на их заботы и дела, близкие ему при жизни и т.п.);

(б) "Вечный покой" (описание тихой могилы и того, какой пейзаж окружает ее, кто из живых посещает или не посещает могилу, что гласит надгробная надпись и т. п. Здесь типичен мотив "равнодушной природы", а также слова "только", "лишь", как в данном месте романа).

Эти два ряда мотивов тяготеют к противоположности: если первый из них содержит сетования на то, что умерший покинул живых и глух к их призываниям, то второй, наоборот, содержит медитации о том, что живые покинули мертвого, обрекли его на одиночество, о великолепном безразличии окружающего мира и проч.

"Безучастность мертвеца" иллюстрируется примерами типа "Для берегов отчизны дальней" Пушкина (Но там, увы, где неба своды...), "Воздушного корабля" Лермонтова (Но спят усачи-гренадеры... / И маршалы зова не слышат... / Но в цвете надежды, и силы / Угас его царственный сын...) или пассажа о матери Козлевича ("Лучше всего, конечно, было бы рассказать про свои страдания нежной морщинистой маме... Но мадам Козлевич давно уже скончалась от горя..." и т. д. [ЗТ 3]).