Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

– Моя сестра недаром слывет первой красавицей на этом свете. Ее знают под именем Елены Несравненной. Персид, доблестный рыцарь из более знатного рода, взял ее в жены, к великому неудовольствию своих родных и друзей; он так полюбил ее, что отошел от воинских дел, лишь бы не разлучаться с нею. Однажды он сидел на траве у родника, положив голову моей сестре на колени, а мимо проходил его дядя, человек уже в летах, и не мог не поглумиться, застав их в таком виде. «Какой позор, – сказал он, – до того заделаться рабом женщины, чтобы совершенно забыть рыцарский долг!» Елена услыхала эти слова и ответила, пожалуй, более надменно, чем ей подобало: «Если взявший меня в жены от этого потерял в цене, он отдал не более, чем приобрел. Красота моя превосходит его отвагу, и я за свою красоту снискала более похвал, чем он за свою доблесть». – «Елена, – холодно возразил Персид, – вы это говорите от чистого сердца?» – «Да, я так и полагаю в глубине души». – «Мне жаль. Клянусь на святых[156], что я заточу вас в главной моей башне и буду там держать, покуда не узнаю, правы вы или заблуждаетесь, говоря такие речи. Если в мой дом явится дама, красотой превосходящая вас, то я вас покину и верну вам свободу. Если же некий рыцарь вынудит меня просить пощады, вы возьмете с меня пеню, какая вам будет угодна».

Вот уже пять лет сестра моя томится в заточении; родичи Персида привозили к нему самых красивых дам, каких только могли отыскать, и ни одна не могла сравниться с нею. Также и рыцарей перебывало множество, но они не могли превзойти в доблести Персида. Я уповала на мессира Гавейна и два десятка раз выезжала ко двору короля Артура, дабы вызвать у него сочувствие к моей сестре; но он всегда бывал занят в другом месте.

Эти рассказы раззадорили Гектора, которому не терпелось самому рассудить столь великую красоту и столь великую доблесть. Они прибыли в замок Гаронхильд[157], обиталище Персида. Дама была в донжоне; они поднялись по его ступеням и стали у двери в камеру Елены.

– Что вам угодно? – спросили стражники.

– Мне угодно видеть даму, которую вы держите взаперти.

Елена, занятая в то время своими нарядами, услыхала голос и поспешила показаться в окне; ибо тюрьма ее, замкнутая высокой железной оградой[158], имела единственное окно, через которое возможно было ее увидеть. Была еще дверца, ключ от которой Персид хранил у себя и которую он отпирал, когда ему приходило на ум проведать свою драгоценную жертву. Гектор немного подался головой вперед и тотчас, ослепленный красотою дамы, откинул шлем, чтобы лучше ее разглядеть.

– Добро пожаловать, рыцарь! – сказала Елена.

– А вам, дама, доброй удачи за вашу красоту, какой свет не видывал! Я взялся защищать ваше дело, еще не думая, что оно настолько справедливо. Какая доблесть может сравняться с вашей красотой! Я уверен, что и Господь Бог будет того же мнения.

Подошел рыцарь и спросил у Гектора, намерен ли он с оружием в руках утвердить превосходство Елениной красоты.

– Более чем когда-либо, ибо я сам смог убедиться, что это дело правое.

– Сир, монсеньор ожидает вас у подножия башни.

– Будь он проклят за то, что так рано отвлек меня от созерцания прелестнейшей из прелестниц! или он не мог подождать? Госпожа, чтобы я был более достоин защищать вас, не соблаговолите ли вы подойти поближе и коснуться меня вашей оголенной ручкой? Случись мне даже потерять этот шлем, что у меня в руках, я и то сумею уберечь беззащитную плоть, к которой прикоснетесь вы.

Дама улыбнулась и, взяв обеими руками голову рыцаря, нежно поцеловала его в лоб.

– Даруй вам силы Господь, непорочно рожденный, – сказала она, – чтобы вы меня освободили!

Гектор в тот же миг подвязал шлем и спустился к подножию башни, где стоял наготове его конь. Персид при виде его осведомился, по-прежнему ли он будет утверждать, что красота Елены превосходит доблесть ее супруга.

– Если бы вам хватило ума, – сказал Гектор, – между нами бы не было поединка. Да будь вы доблестны, как сам монсеньор Гавейн, совершенства моей дамы Елены все же превосходят ваши. В ней одной сочетаны все красоты, а я повидал немало доблестных рыцарей, наделенных свойством, которого вам недостает: учтивостью. Когда бы вы им обладали, вы бы давно уже признали, что у Елены красоты поболее, чем у вас отваги!

– Рыцарь, – ответил Персид, – слишком поздно: я связан клятвой.

– Ну что же! Защищайтесь, ибо я готов умереть, если не заставлю вас признать, что вы не правы.

И вот они расходятся, а затем мчатся друг на друга во всю прыть своих коней. Персид ломает копье; Гектор повергает его наземь своим.

– Не знаю, – говорит он, – как вы устоите в рукопашной, но уже теперь дела ваши хуже некуда; остановимся на этом, я вам советую, и освободите вашу жену из той мерзкой тюрьмы, где вы ее содержите.

– Нет, рыцарь, это невозможно.

Он тут же бросается снова, Гектор встречает его с поднятой глефой; но Персид лезвием меча рассекает надвое глефу и ударяет коня; тот упал неподвижно, раненный насмерть.