Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

Подойдя поближе к рыцарю, который так стойко держал оборону, он узнал Сагремора Шалого[150]. Три разбойника при его приближении пустились наутек.

– Кто вы, благородный рыцарь? – спросил его Сагремор.

– Вы что же, не знаете меня? Я Гавейн.

– Я должен был об этом догадаться по ужасу, который пробрал этих негодяев, когда вы подошли. Нынче утром они меня остановили и потребовали моего коня и доспехи; я отбивался, как мог. Но скажите, сир, не встречали ли вы кого-нибудь из тех, кто занят поисками Ланселота, как и мы?

– Да; я нашел Грифлета у замка Ловерзеп.

– Он вам говорил, как побывал в плену, когда отошел от Соснового ключа, чтобы найти своего коня?

– Нет; но, правда, ни один рыцарь не бывал в плену так часто, как Грифлет, и отнюдь не потому, что ему недостает отваги.

– Увы! Нам с мессиром Ивейном посчастливилось не более: мы бы и поныне гнили в темнице Марганора, сенешаля короля Норгаллии, когда бы не молодой рыцарь, который перед тем, как вызволить нас, творил поистине чудеса храбрости у замка Узкой Межи. Он из дома королевы, а зовут его Гектор. Сам же он отправился на поиски другого рыцаря, шампиона госпожи Рестокской, и вполне возможно, что это не кто иной, как вы.

– Вы угадали. Да будет вам известно, что Гектор, коему вы обязаны своим избавлением, – это тот, кого избивал карлик на наших глазах, и тот самый, кто выбил из седла вас, Кэя и мессира Ивейна.

– Так вот почему, – воскликнул Сагремор, – когда он слушал, как мы припоминаем наше злоключение, он только и вымолвил в ответ, что пусть лучше того рыцаря побьет карлик, чем придется ему выйти против мессира Гавейна.

Ведя эти речи, Сагремор заприметил под деревом племянницу Манассеса.

– Это ваша подруга, сир? – спросил он мессира Гавейна.

– Нет, но если угодно, она будет вашей: она чудо как хороша. Имейте в виду: увидев вас в бою против восьмерых, она не могла устоять, чтобы не пожелать себе столь доблестного рыцаря.

– Так милости прошу!

И мессир Гавейн возвратился к девице:

– Не правда ли, вы пожелали себе в возлюбленные этого славного рыцаря?

– Не спорю.

– В таком случае, сударыня, извольте опустить вашу пелену[151], – сказал Сагремор.

– Как! Прежде чем дать ответ, вы хотите меня увидеть?

– Сударыня, негоже давать зарок вслепую.

– А я выказала больше доверия, когда вам предалась, вас еще не видя. Однако я не прочь открыть пелену; но вы за это снимете шлем. Если я вам по нраву, скажите; и я скажу, если вы мне по нраву; иначе мы оба вольные птицы.

– Так и быть! – ответил со смехом Сагремор.

Девица убрала пелену.

– О! Я готов стать вашим другом, – сказал Сагремор.

– Осталось узнать, соизволю ли я стать вашей подругой. Знайте, – добавила она, глянув искоса на мессира Гавейна, – что недели еще не прошло, как некий доблестный рыцарь, ничуть вас не хуже, просил у меня любви и получил отказ.

– Вы, верно, сочтете меня сущим уродом, – сказал Сагремор, распуская завязки шлема.

– Снимайте, снимайте! Я рассмотрю хорошенько.

Он был прекрасен лицом и отменно сложен.

– На что это похоже, сударыня? – спросил мессир Гавейн.

– На то, что я сдержу данное слово.

И тотчас Сагремор обвил ее руками и принялся пылко целовать, а девица отвечала лаской на ласку.

– Головой клянусь, – сказал мессир Гавейн, – вы неплохо распорядились своим сердцем, сударыня: знайте, что ваш возлюбленный – Сагремор Шалый, один из самых славных рыцарей Круглого Стола.

Девица не помнила себя от радости; они стояли, не сводя друг с друга глаз, и чем долее они глядели, тем более оба проникались любовью. Наконец, они сели верхом и ехали до первого часа ночи.

LI

Сагремор имел престранные свойства души и тела. Когда он бывал разгорячен, он мог противостоять хоть целому войску; но стоило часу битвы миновать, он становился тревожен и боязлив; его одолевала головная боль, он мучился голодом и, если не находил ничего съестного, он просто умирал на глазах. Этот разлад, это смятение телесных соков[152] утвердили за ним прозвание Шалый (Неумеренный), данное ему королевой Гвиневрой в тот день, когда, ринувшись в самую гущу Сенов и Ирландцев, он убил одного за другим Кинкенара, короля из Ирландии, и Бранденя, короля Сенов. А Кэй, желая попрекнуть его приступами болезненной истомы, прозывал его «Уморенный»[153].

– Ах! – сказал внезапно Сагремор, – я чувствую, что умираю. Дайте мне поесть или приведите священника.

– Его найти нелегко, – ответил мессир Гавейн, – и голод ваш утолить не легче.

– Не волнуйтесь, – промолвила девица, – скоро мы уже приедем.