Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

Но Сагремор едва держался в седле; он качался и того и гляди мог упасть. Тогда мессир Гавейн соскочил с коня, вручил его поводья девице и, сев на конский круп позади Сагремора, обхватил его руками. Был уже час полуночных снов, когда им пришлось преодолеть водный поток по доске шириною в три пье. На их счастье, светила луна. Первой перешла его девица, сидя на своем рысаке и держа поводья второго коня. Сагремор и Гавейн ехали за ней. На том берегу невдалеке гордо высилась громада дома, а пройти к нему надо было через прекрасный фруктовый сад. Девица завела их через потайную калитку, пропустив вперед обоих коней; мессир Гавейн с Сагремором въехали следом.

– Теперь сойдите, – сказала она, – вот стойло, оставьте там лошадей.

Затем она молча провела их в высокую залу.

– Не забудьте, – сказал ей мессир Гавейн, – что Сагремор уже изнемог.

– Немного терпения, – ответила девица, – пройдемте со мною в эту вторую залу; она моя.

Луна, сияя полным блеском, проникала туда сквозь два десятка окон. Девица усадила рыцарей, оставила их ненадолго, а потом вернулась со множеством накрытых блюд и бутылью превосходного вина.

Мало-помалу силы вернулись к Сагремору; и когда они все трое вволю наелись и напились, девица сказала:

– Мессир Гавейн, предоставьте мне заботы о Сагреморе, для вас тут есть более приятное дело. Дом этот принадлежит королю Норгаллии, а пассия ваша – его дочь. Она только и мечтает о вашем приходе; но ее покой довольно далеко отсюда, и, чтобы дойти до нее, вам придется преодолеть немало опасностей; но для отважного сердца нет ничего невозможного.

С этими словами она набрала целый пучок свечей[154] и провела мессира Гавейна вначале через конюшню, где было не менее двадцати вороных скакунов.

Посреди следующей залы сидели сверху двадцать охотничьих птиц. В другой стояли двадцать прекрасных боевых коней.

– Это кони тех двадцати рыцарей, – сказала она, – которые каждую ночь приходят к этой зале спать, не снимая доспехов. Они стерегут мою госпожу; ибо король осведомлен, что его дочь дала вам обет, и предвидит, что судьба вас может занести сюда. Она послала меня искать вас, когда узнала о том, что вы говорили у вашего брата Агравейна: мол, если вам представится случай с нею увидеться, вы его не упустите. Идите прямо ко входу в залу с двадцатью рыцарями; они там, видите? Дальше поступайте, как знаете; я пойду обратно к Сагремору.

Мессир Гавейн двинулся вперед, подвязав шлем и обнажив меч. Он прислушался, но ничего не услышал. Он прошел еще немного и по углам квадратной сводчатой спальни заметил десять постелей, а на них столько же рыцарей в доспехах, со щитами на груди, со шлемами в изголовьях. Он прокрался тайком; ни один не проснулся. Он погасил большую свечу, добрался до другой двери и закрыл ее за собою. Посреди той второй опочивальни стояло роскошное ложе, и под одеялом из горностаевых мехов покоилась юная дева, чью красоту распознать было нетрудно, благо в зале горели четыре свечи. Он их потушил, снял шлем, откинул забрало, отвязал меч и подошел к ложу. Его поцелуи разбудили девицу, и та вначале забормотала, как женщина, которую побеспокоили во сне; затем открыла глаза и воскликнула:

– Святая Мария! Это что же такое? Кто вы?

– Тот, кто любит вас и кого любите вы, моя милая. Не будите никого.

– Вы один из рыцарей моего отца?

– Нет, милая, я Гавейн, племянник короля Артура, тот, кому вы сулили свою любовь.

– Зажгите свет, я посмотрю получше.

Когда свечи загорелись, девица разглядела лицо нежданного гостя и заметила кольцо на его пальце.

– Сомнений нет, это сам мессир Гавейн.

Тогда, просияв от радости, она приподнялась и раскрыла ему объятия, хотя он был еще в доспехах.

– Снимите кольчугу, милый друг, и дайте налюбоваться на того, о ком я так мечтала.

Мессир Гавейн освободился от доспехов, вернулся к ложу и возлег рядом с нею. Утолив свою страсть, он рассказал ей, как сюда добрался, и в полночь они уснули в объятиях друг друга.

Между тем крыло дома, отведенное девице и рыцарям ее стражи, выходило окнами во двор напротив покоев короля Норгалльского. Злой судьбе было угодно, чтобы Траделинану пристала нужда подняться; возвращаясь, он открыл окно, и притом, что свечи были зажжены, он явственно увидел, что руки юной девы обвили шею некоего рыцаря.

– Вот как! – промолвил он, – много же толку от моей стражи!

Он осторожно закрыл окно и пошел поведать королеве о том, что увидел.

– Не плачьте, – сказал он, – не поднимайте шума, я знаю способ отомстить за нас так, чтобы в свете ничего не узнали об этой оказии.

Он разбудил двух придворных.

– Хотите заслужить большие поместья?

– Сир, мы готовы для вас на все, что угодно.

– Знайте же, что некий изменник-рыцарь пробрался в спальню моей дочери; возьмите вы меч, а вы молот потяжелее. Тайком подберитесь к ложу; вы, с мечом, просуньте его острие под одеяло, к самому сердцу рыцаря, а вы, с молотом, ударьте что есть силы в рукоять меча; предатель умрет, не успев сказать ни слова. Кроме нас с вами, никто и никогда не узнает о позоре моей дочери и о возмездии того, кто за нее отомстил.