Тут они разогнались, сошлись и обменялись множеством яростных ударов. Незнакомец первым выпал из седла; Додинель сошел, не желая биться в явном превосходстве. Они попеременно отступали и вновь брались за мечи; наконец, незнакомец, запросив пощады, обещал податься к Роднику Фей, чтобы там от имени Додинеля Дикого объявить себя пленником королевы.
– А еще доложите моей госпоже, что одна девица подвигла меня пойти за нею и увела от дома Матамаса. Как ваше имя, рыцарь?
– Меня зовут Марук Рыжий.
Пока Марук подвязывал обратно шлем, Додинель спросил у карлика, зачем ему вздумалось целовать девицу.
– Затем, что мой господин мне приказал, ценой обоих глаз с моей головы, поступать так же с любой, какая попадется мне под охраной рыцаря. Когда рыцарь воспротивится, мой господин его вызовет; он победил их уже более сотни и никак не ожидал найти того, кто бы вынудил его сложить оружие.
– Ладно, ступай, – сказал ему Додинель, – и кланяйся от меня королеве, когда предстанешь перед нею со своим господином, Маруком Рыжим.
Вернемся к Ланселоту. Он ехал за старухой, которая с него востребовала столь неосмотрительно данное слово. Он все еще не мог извлечь обломок копья, сидевший у него в боку, и кровь струилась по его парчовой котте. Старуху это как будто не тревожило, и он не перемолвился с нею ни единым словом. Вскоре им встретился рыцарь на рослом вороном коне, вооруженный одним мечом; но к луке его седла была приторочена свежеотрубленная голова. Он приветствовал Ланселота, а затем спросил, развернув коня обратно:
– Ради того, что вам всего дороже, извольте сказать мне, кто вы такой.
– Меня зовут Ланселот Озерный.
– Именно вас-то я и искал.
– Вы меня нашли; что вам угодно от меня?
– Ваши доспехи.
– Вот уж право! Вам еще не удалось меня раздеть.
– А все же вы мне их отдадите, если держите слово. Не узнаете меня? Я Жоффруа Мопа, который уступил вам свои на опушке леса Трех Столпов, когда вы шли по пятам за Алым рыцарем. Вы обещали отдать мне ваши, как только я их потребую, ежели не будете заняты боем. И вот вы не в бою, а стало быть, я вправе их потребовать.
– Это верно, – сказал Ланселот, – но вы видите, я сопровождаю даму, которая весьма нуждается в помощи; извольте подождать другого раза.
– Нет; я не могу.
– Если так, я вам их оставлю; возможно, я от этого умру, но не нарушу слова ради спасения своей жизни.
Он тут же снял свои доспехи и оставил при себе один меч. Когда он был уже в исподнем, рыцарь заметил, что оно в крови.
– Сир, – сказал он, надевая доспехи, – куда вы едете?
– Не знаю; куда поведет меня эта дама.
– Если вы не возражаете, я поеду вместо вас, а вы ступайте перевяжите ваши раны.
– Нет, нет, – проговорила тут старуха, – не от вас, а от него я ожидаю помощи.
Жоффруа не настаивал и удалился. Ланселот, хотя и лишенный доспехов, продолжил свой путь за старухой. Между тем Жоффруа побрел вдоль Родника Фей, где по-прежнему сидела королева со своими девицами. Увидев его издалека, они решили, что это Ланселот; но вскоре поняли свою ошибку; а королева, заметив голову, притороченную у рыцаря к луке седла, вздрогнула при мысли, что это не иначе как голова ее возлюбленного. Она упала без памяти, без движения. Когда же она открыла глаза, то воскликнула:
– Увы, увы! Погиб цвет всего рыцарства.
Распознав на Жоффруа доспехи Ланселота, дамы уже не сомневались в гибели героя; они раздирали себе лица, рвали на себе волосы.
– Ах! горе-рыцарь, – восклицали они, – ниспошли, Господи, сраму на твою голову!
И они всей толпою ринулись на Жоффруа, словно желая растерзать его в клочья. Удивленный, встревоженный, он не стал их дожидаться и пришпорил коня. Королева, вся в слезах, послала в погоню за ним Кэя-сенешаля. Кэю удалось его догнать.
– Берегитесь, рыцарь, – крикнул он.
Жоффруа остановился, вполне готовый встретить его как подобает. С первого же удара он выбил сенешаля из седла. Кэй снова сел верхом; но и во второй раз он был повергнут наземь, и Жоффруа неоднократно прошел своим грузным конем по его телу. Он поднял его вконец разбитым, усадил в седло, сел на круп позади него и так довез до своего надежного пристанища в глубине леса. Когда у того забрали доспехи, он велел бросить его в темницу, не сказав ему ни единого слова.
Видя, что бедный сенешаль не вернулся, королева более не сомневалась в постигшей ее беде, и ее отчаянию не было предела. Богор, тот самый рыцарь, раненный Ланселотом, не узнавшим его, и уложенный на носилки, понемногу начинал набираться сил. Он услышал вопли, рыдания королевы и спросил ее, отчего такое горе.
– Увы! – отвечала она, – погиб цвет всего рыцарства. Мы видели сейчас, как проехал рыцарь, везя голову Ланселота у луки седла.
– Ланселота Озерного! – воскликнул рыцарь и упал без чувств. Лопнули повязки, прикрывавшие его раны, носилки вскоре обагрились кровью. Вокруг него захлопотали; ученейшая из дам королевы заново перевязала его, и когда он пришел в себя, то произнес:
– О смерть! Зачем ты забрала не меня? И как мне пережить того, кто собрал в себе все доблести воедино?