4. Как ромеи вели миссионерскую деятельность и чем она отличалась в разные столетия? Чем объяснить ее ослабление в VII–VIII вв.?
5. Как вы думаете, что побудило болгарского хана Бориса принять христианство от византийцев?
6. К чему привела интрига в отношении независимости Болгарской Церкви и можно ли считать случившееся между Папой и Патриархом церковным расколом?
7. Навязывали ли ромейские цари христианство другим народам силой?
8. Почему византийцы были заинтересованы в распространении Православия и что активизировало их миссионерскую инициативу с середины IX в.?
9. Какие политические обстоятельства могли вынудить ромейские власти отправить в 860 г. миссию в Хазарию?
10. Перечислите основные цели путешествий Константина и Мефодия в иные края и страны?
11. В чем состоит особое значение Ромейского царства в истории ранних славян?
12. В чем вы видите особенности византийского миссионерства? Чем и почему оно отличалось от западного?
Из «Истории павликианства» Петра Сицилийца (конец IX в.).
Я хочу написать вам о так называемой ереси манихеев и павликиан […]. Во-первых, согласно их воззрениям, признается два начала — бог зла и бог добра. Один является создателем этого мира и властителем его; другой — будущего мира.
Во-вторых, они вечную Деву [Марию] исключают из числа почитаемых добрыми людьми […].
В-четвертых, образ, воздействие и сила чтимого и животворящего Креста ими не признается, и они подвергают его всяческим поруганиям.
В-пятых, они не признают книги Ветхого Завета, называя пророков безумцами и обманщиками […].
В-шестых, ими отвергаются священнослужители Церкви.
Продолжатель Феофана (середина X в.) о расправе над павликианами.
Феодора[102]
, имея подобные достижения на Западе, возымела сильное желание привести к правой вере на Востоке павликиан, либо искоренить их и удалить из числа живых. Это принесло много бед нашей стране. Ибо она послала некоторых из магистров (Аргира, Дуку и Судалу — так именовались ее посланники); они одних распяли на дереве, других поразили мечом, третьих бросили в морскую пучину. Так погибло до ста тысяч человек, как исчисляется. Их состояние было привезено и передано в царскую казну. Был у Анатолийского стратига (это был Феодосий Мелиссин) некий муж, числящийся на службе, по имени Карвеас, исполнявший должность протомандатора, чванившийся и гордившийся верой этих самых павликиан. Когда он услышал, что его отец был распят на дереве, руководимый несчастием и своею предусмотрительностью, он бежал вместе с другими пятью тысячами своих сообщников по ереси к тогдашнему эмиру Мелитины.Из «Жития Мефодия» (конец IX в.).
V. Случилось же в те дни, что Ростислав, князь славянский, со Святополком[103]
послали из Моравы к цесарю Михаилу[104], говоря так: «Мы божьею милостью здоровы, и пришли к нам учителя многие от италийцев, и от греков, и от немцев, и учат нас по-разному, а мы, славяне, люди простые, и нет у нас [никого], кто бы наставил нас истине и дал нам знание. Так, добрый владыка, пошли такого мужа, который нас наставит великой правде». Тогда цесарь Михаил сказал философу Константину: «Слышишь ли, Философ, эту речь? Никто другой сделать этого не сможет, кроме тебя. Вот даю тебе дары многие и иди, взяв [с собой] брата своего игумена Мефодия. Вы ведь солуняне[105], а солуняне все чисто говорят по-славянски» […]. И когда минуло три года, возвратились (братья) из Моравы, учеников научив.XV. […] Раньше же [еще], посадив из учеников своих двух попов скорописцев, перевел [Мефодий] быстро и полностью все книги [библейские], кроме Маккавеев, с греческого языка на славянский, за шесть месяцев […]. Окончив же достойную хвалу и славу воздал Богу, который дал ему такую благодать и удачу […]. Ведь только Псалтирь и Евангелие с Апостолом и избранными службами церковными перевел сначала с Философом. Тогда же и номоканон[106]
, что значит правило закона, и книги Отцов[107] перевел.Из «Жития Константина Философа» (не позже 882 г.).
И так 40 месяцев провел [Константин] в Моравии и пошел рукоположить учеников своих. Принял же его на пути Коцел, князь паннонийский[108]
, и очень возлюбил славянские буквы, и научился им, и великую ему честь оказал, и проводил его дальше. И не взял ни у Ростислава, ни у Коцела ни золота, ни серебра, ни чего иного […], кроме пищи. Только выпросил у обоих пленных девятьсот и отпустил их [на свободу].