Roses and Thorns (СИ)

Ей снились все те же часы срываемые порывом ветра, осколки впивались в детские ладони, документальные кадры разрушения Всемирного торгового центра и слишком реалистично под пальцами чувствовалось выбитое имя отца на мемориале.

И пепелище.

Она поежилась от ужаса прошлого, что таила в себе ночь, скрывающая сияющие звезды грозовыми тучами. В темное время суток все казалось куда глобальней и устрашающей как та музыка в фильмах ужасов, воздействующая на сознание.

К четырем ливень кончился и лишь по зеленым листьям деревьев изредка стекали дождевые капли, спадая на лужу ложной тревогой наступления непогоды снова.

Тонкая подошва кроссовок быстро пропитывалась влагой и заставляла сожалеть, что обуви относящейся к «практичной» у нее давно не имелось. На безлюдных улицах было слишком тихо и в отличие от Куинси здесь не проезжало даже пары машин, дружелюбно поблескивающих фарами. Лишь мокрая рыжая кошка с грязной шерстью пробежала к мусорным бакам неподалеку от автобусной остановки, опрокидывая крышку и под мяуканье, утыкалась носом в отходы.

Морозить задницу на сырых прогнивших брусьях остановки не было никакого желания, как и стоять на одном месте, чувствуя, как зубы стучат от холода, а ноги дрожат. Бросив сумку на сидение, она вынула зажигалку, поднося руку к пламени в надежде согреться. Было бы неплохо сейчас выкурить парочку сигарет и переобуться. Носки были сырыми.

Та кошка обладательница лишая, блох и глистов, опрокинувшая крышку мусорного бака, подбежала к остановке, пронзительно смотря на единственного человека, которому пришло в голову провести здесь какое-то время. Животное мяукнуло и потерлось мордой о штанину, ожидая, что ее непременно захотят погладить.

Молли ненавидела домашних животных у себя в доме.

Когда-то папа принес ей котенка, но она быстро избавилась от него, перепродав за двадцать долларов. Продешевила. Котенок был породистый, и можно было поразмыслить и продать его за сотню. Еще девочкой Ригс выдумала историю, обвинила малыша, что он сам сбежал, и долго терла глаза до прихода родителей, выжимая из себя слезы.

Молли так часто рассказывала эту историю, что поверила и, в конце концов, стала рыдать по настоящему, жалея себя и тоскуя по коту, которому так и не придумала имя, оставив его безымянным героем своей сказки.

«Брысь»

Она притопнула ногой, животное фыркнуло, но лишь попятилось. Бродячей живности не привыкать к грубому отношению и у них давно выработался собственный иммунитет к происходящим угрозам, камням, которые кидают соседское хулиганье или агрессорам.

Почти как самой Молли.

Ригс раздраженно топнула ногой и, схватив сумку, отошла к дороге, высматривая очертания автобуса во мраке. Кошка довольно прыгнула на отчасти нагретое место и принялась вылизывать себя.

Дожилась. Ее согнала кошка.

***

Она добралась до Бангора в начале шестого утра. Автобус был наполовину пуст, и всю дорогу ее клонило в сон, как и остальных попутчиков. Кто-то, не стесняясь, храпел, запрокинув голову, кто-то рисовал на запотевшем стекле какие-то узоры и после стирал улики рукавом.

Молли считала попадающиеся на глаза, не горящие фонари, коих было немало на пути.

На перроне смешалось возмущение, рев уходящих поездов, механический голос, объявляющий о платформе и о том, что поезд скоро отправляется.

Здесь всегда шумно, но эта суета не имеет ничего общего с той, когда ты приезжаешь в аэропорт. Один безнадежный романтик сказал, что искренние слезы и поцелуи можно увидеть лишь там и, возможно, на вокзале. Провожающие, встречающие, командировочные и те, кому повезло меньше остальных, кто вынужден ездить на скорых поездах на работу или домой каждый день.

Рядом с Молли стояла пожилая женщина очевидно бабушка, крепко державшая за руку своего внука, который в свою очередь прижимал к себе большую коробку с «Лего». Мальчик, не умолкая говорил что-то о поездах, видах транспорта и полицейских машинах, которые завораживали его в силу возраста и не испорченности. Пройдет пара лет и от восторженного мальчишки не останется и следа, а появится раздражение и крик: «Блять, копы!».

Не исключено, что она утрировала. Ригс была склонна к прогнозам будущего маленьких детей, маленьких ангелов как их называли их родители и умиляющиеся старушки. Они вырастали во взрослых, несчастных, ненавидящих мир. Проститутки, алкоголички, наркоманы, воры, убийцы, маньяки и педофилы. Они все когда-то были детьми, которыми умилялись.

Которыми восхищались.

Молли всегда подкрепляла свои рассуждениям собственным примером. В семь лет она тоже не думала, что будет такой гадостью, какой выросла. Когда-то одноклассница, чьи родители были приближены к правительству, сказала, что Ригс – герпес в их идеальном благополучном классе. Молли тогда промолчала, но после попросила парня в кинотеатре за стойкой попкорна харкнуть ей в газировку. И вспоминала об этом эпизоде снова и снова, будто бы боялась забыть свой триумф, смешанный с позором.

Грязная месть жалкого человека.