– Я не замолчу, пока вы не услышите всего, что я имею вам сказать. Нет, так не может дальше продолжаться, каждый день вашей беззаботности, вашего неразвитого ума, незаслуженные милости, раздаваемые вами, создают вам новых врагов. Все верные слуги короля испытывают отвращение, скоро в Версале не останется ни души. Я вам предсказываю, что если вы продолжите в том же духе, то очень скоро потеряете вашу репутацию… Но вы меня выслушаете и дадите слово мне подчиниться, не то мне придется поставить императрицу в известность о вашем поведении, а вы без труда вообразите себе, какую боль она испытает, узнав, что одна из ее дочерей снискала такой позор. Я составлю для вас «Наставление»… В нем будут изложены все ваши обязанности, вам останется лишь вдохновляться моими советами и следовать им, и вы снова станете тем, кем не должны были переставать быть: добродетельной и покорной супругой, скромной и уравновешенной королевой, а не пустоголовой особой самого худшего сорта… Но что с вами? Антуан! Антуан!
Не в силах дольше продолжать эту неравную борьбу, Мария-Антуанетта выбрала единственный способ прекратить ее: упасть в обморок. Она поднесла руку ко лбу и опустилась в кресло. Иосиф II бросился к ней:
– Антуан! Что с вами?
– Это ужасно! – простонала она. – О, как мне больно! Скорее! У меня на поясе соли…
Он потянул за золотую цепочку, которую королева носила на поясе; появился футляр, из которого он вынул наполненный летучей щелочью пузырек, который открыл под носом сестры. Испуганный, он неловко суетился вокруг нее:
– Очнитесь, Антуан! Ах, как вы меня напугали! Вам лучше?
Мария-Антуанетта чихнула, но глаза не открыла. Она лежала бледная, с закрытыми глазами, закинув голову, свесив руки. Только судорожно дергавшиеся ноги в туфельках говорили, что она жива.
Охваченный угрызениями совести, Иосиф II покачал головой.
– Бедная малышка! – прошептал он. – Возможно, я был слишком строг с ней, но это послужит ей уроком…
– Он уехал, Габриэль, он уехал!
Мария-Антуанетта протянула руку госпоже де Полиньяк, вошедшей в комнату и принесшей на своих щеках и в глазах золотистую свежесть ясного июньского утра.
– Ах, сердце мое, – сказала она, – какой тяжелый месяц я прожила!
Она прижала к себе подругу так, словно их разлучило много лет назад долгое путешествие в дальние страны. Иосиф II покинул Версаль, отправившись в провинцию, а она тотчас убежала в Трианон.
Две молодые женщины находились в спальне королевы. Из окна была видна искрящаяся под солнцем речка, извивающаяся между лужаек, яркая зелень которых служила как бы оправой клумбам с ирисами, тюльпанами и розами.
Жестом, которым прижимают к груди ребенка, Мария-Антуанеттаа обхватила полный трескотни насекомых парк и свою свежую, словно букет цветов, уютную спальню с утопающей в кружевах кроватью и обтянутой синим мебелью.
– Наконец-то! Я снова могу быть собой. Если бы вы знали, моя милая, как мне необходимо расслабиться! Избави вас бог от испытания, которое пришлось перенести мне.
– Я вам сочувствую от всего сердца, Антуанетта. А думаете, я не страдала?
– Бедная моя душечка! – нежно сказала королева. – Вы видели? Встречи с родней не всегда радостны. Иосиф ведь не плохой человек. Расставаясь со мной, он со слезами на глазах сказал: «Я никогда не буду счастлив, пока не узнаю, что вы счастливы». В душе он добрый, но жуткий зануда и моралист! Добродетель – очень скучная штука, моя милая.
– Не думайте больше об этих дурных днях, Антуанетта. Пришел час отдыха…
– Вы мудрее меня, Габриэль. Мы позовем господина Кампана и устроим здесь кое-какие развлечения. О, не беспокойтесь, в самом узком кругу. Но прежде я должна избавиться от последнего обязательства…
Чистые глаза госпожи де Полиньяк затуманило облачко.
– Вы еще не закончили?
– Не беспокойтесь, я всего лишь напишу письмо матери. Думаю, будет правильно, если я поделюсь с ней правильными решениями, принятыми под влиянием брата. Что вы об этом думаете?
– Ваша идея великолепна, Антуанетта. Императрица получит желанное успокоение и будет довольна и сыном и дочерью.
– Конечно, но у меня совершенно нет желания этим заниматься. Как вы знаете, я не слишком сильна в этом занятии. А сегодня моя голова возмутительно пуста.
– Хотите, я вам помогу? – предложила фаворитка.
– Вы будете просто золотце! Давайте поскорее покончим с этим письмом! Чувствую, вдвоем мы создадим настоящий шедевр. Я вас слушаю…
Пока Мария-Антуанетта усаживалась за секретер, госпожа де Полиньяк, нахмурив брови, размышляла.
– Так, нам понадобится хорошее начало, что-то берущее за душу… А! Придумала. Пишите, друг мой: «Дражайшая матушка, расставание с братом стало для меня жестоким потрясением. Ничто не может заменить мне счастье, принесенное нашей встречей, и знаки дружбы, продемонстрированные им мне. Я была совершенно уверена, что он желает мне лишь счастья, и все его советы, которые я никогда не забуду, доказывают это…»
Диктуя, госпожа де Полиньяк расхаживала мелкими шажками по комнате. И вдруг заметила на комоде что-то вроде брошюры; взяла ее и пролистала.
– Что это? – заинтригованно спросила она.