Россия бунташного века: cкандалы, интриги, расследования

А еще Тимофей написал практически политическую сатиру на митрополита Филарета. Акиндинов не признает прав Филарета на патриарший престол, как не признает и прав царя Михаила. Он пишет, что Филарет сына своего посадил на царство и обманул Владислава, польского королевича, которого он как раз и хотел видеть правителем, будучи в Тушинском лагере. Акиндинов пишет: Москвой хоть Польша и не овладела, но острия мечей взяли свою кровавую жертву. В конце стихотворения вопрошает: и почто же, Москва беспамятная, ты забыла обо всем зле, что тебе сделал Филарет? И почему ты не поклонишься мне, «природному» правителю?

…Царствовати ж устроил сына своего митрополитскаго,
А гордому кролевичу польскому царствование московское
яко бы во сне ся снило,
Враноподобному ж тушинскому вору* на ево безголовье
не долго власти было.
А все те от Филарета были злых браней дела,
Хотя Польска благословеной Москвы не овладела,
Но усты меча народ весь был пояден
И от конца до конца земли огнем попален.
Почто ж, Москва, зло все забываешь,
А мне, природному своему, повинности не воздаваешь?

Поразительная вера в свою легенду!

Глава 13. Жизнь есть театр

В 1656 г. из Москвы в Венецию отправилось посольство Посникова и Чемоданова, после которого осталась прекрасная «Роспись дороге» — описание того, что происходило с послами в поездке. Представить, какое впечатление произвела Венеция и Флоренция на людей, которые пережили плаванье из Архангельска до Ливорно через Нордкап, мимо «Исланта, Ледяного же», несложно. Послы описывали все диковинки. Они «видели в Ливорне птицу, называют струц, велика, ноги что коровы, а ест железо, и камень, и кости, в вышину человек с полтора, а перье на ней морховато, серо, что носят немцы на шляпах».

В помещениях, где хранилась герцогская сокровищница, а ныне располагается галерея Уффици, видели «сделаны два яблока превелики добре, а на тех яблоках написаны государства все, и планиды, и беги небесные; а те яблоки переворачиваются на все стороны» — глобусов в России еще не было, отсюда «яблоки превелики».

В особой палате с оружием и осадными принадлежностями над дверью висел «зверь мертв», «походит на ящерицу» (крокодила русские люди видеть не могли, описали как сумели). Так появляется тема имитации живого, моделей живого.

В 1659 г. Василий Лихачев, посол, вернулся из Флоренции (он был руководителем второго посольства в Италию, направленного в знак благодарности за ласковый прием первого посольства). Лихачев описал чудное зрелище — во Флоренции он увидел «комедию». На сцене «объявилися палаты… объявилося море, колеблемо волнами, а в море рыбы, а на рыбах люди ездят… объявилося поле, полно костей человеческих, и враны прилетели… объявилося человек с 50 в латах и почали саблями и шпагами рубитися…»

О сюжете Лихачёв не рассказал ничего. Его заворожило умение итальянцев имитировать живой мир: он рассказывал о яствах, которые «деланы» как живые, о чучелах, о шкатулках с заводными механизмами. Взгляд Лихачёва не просто так был направлен именно на эти явления — по-видимому, царь интересовался театром. Неспроста именно Посольский приказ стал эдаким прародителем театра: кто еще мог увидеть, как устроен европейский театр, кроме послов?

Год спустя Алексей Михайлович просит купца Гебдона «призвать ему в Московское государство из Немецких земель … мастеров комедию делать». Мастера по каким-то причинам не приехали.