Россия и ее империя. 1450–1801

Для монаха было необязательно вести созерцательную жизнь, обитая в уединенном скиту, но Нил Сорский ясно обозначил проблемы, связанные с противоположным выбором – существованием в большом монастыре, где собирание мирских богатств шло параллельно духовным поискам (рис. 12.2). Он утверждал, что при общежительном укладе монахи быстро становятся подвержены мирским порокам (жизнь за счет чужого труда, приобретение роскошной одежды, накопление сокровищ, создание архитектурных ансамблей). Иосиф Волоцкий, напротив, считал, что лишь крупный общежительный монастырь со строгим уставом является подходящим местом для молитвенного созерцания. Представления о том, что эти двое вели острую дискуссию о том, должны ли монастыри владеть землей, ныне отвергнуто; такие споры разгорелись лишь в середине XVI века. Как Иосиф Волоцкий, так и Нил Сорский преследовали одну цель – наладить монашескую созерцательную жизнь, – но выбирали для этого разные средства. Роберт Романчук рассказывает о том, насколько прилежно насельники Кирилло-Белозерского монастыря следовали созерцательным практикам двух видов: одна сводилась к чтению духовных сочинений, по примеру отцов-пустынников (духовных предшественников исихастов), другая была связана с более интеллектуальными занятиями – изучением и анализом текстов. Благодаря своему богатству монастырь собрал обширную библиотеку и давал монахам хорошее образование. Чтобы такие занятия не выходили из-под контроля, духовные наставники разрабатывали методы самодисциплины (устав Иосифа Волоцкого и другие) и постоянно обрушивались на самые возмутительные прегрешения против общественной нравственности.

Рис. 12.2. Троице-Сергиев монастырь неподалеку от Москвы пользовался покровительством царского семейства и знатнейших бояр, процветая благодаря обширным земельным владениям. Толстые стены позволили ему выдержать осаду в Смутное время и приютить царскую семью в ходе драматических событий 1682 и 1689 годов. Фото Джека Коллманна

Едва ли мы можем узнать, в какой степени эти идеалы и назидательные послания воспринимались мирянами. Они воплощались в житийной литературе, иконах, проповедях; собрания проповедей различных авторов, от величайших византийских святых (Иоанн Златоуст и другие) до московского митрополита Даниила, были легко доступны. Но неграмотное в большинстве своем население не могло воспользоваться этим. Теоретически жития являлись хорошим средством для передачи как светских, так и религиозных идей, поскольку эти тексты ежедневно читались вслух на церковных службах. Помимо аскетов, основателей монастырей, культ которых поддерживался соответствующими обителями, в России почитались святые и другого рода – вероятно, в этом можно видеть проявление народной духовности. Так, в XV и XVI веках получили широкое хождение легенды о юродивых (Михаил Клопский, Василий Блаженный). Совершая подвиг юродства по примеру ранних христиан, они вели необычный образ жизни, отмеченный бедностью, лишениями и нелогичным поведением, часто рассчитанным на внешний эффект. Юродивых боялись и сторонились, но также почитали за решительность, с которой они говорили правду сильным мира сего – браня тех, кто унижал их, или разоблачая продажных сановников. Судя по популярности таких святых, их предельная человечность и уязвимость находили отклик в народе, которого, вероятно, не получали деяния святых аскетического толка. Иконы до определенной степени давали модель идеальной святости: юродивые изображались всклокоченными, святые аскетического толка – облаченными в скромные одеяния, тощими и изможденными. Тем самым усиливалось воздействие обоих монашеских идеалов, исихастского и общежительного.