Россия и европейский романтический герой

Как бы поэтично ни был описан этот сон Ника, он звучит абстрактно и оторванно от содержания романа и потому требует пояснения: правильно понятый, он раскрывает то самое второе измерение книги. Выше я сказал, что когда Ник говорит о Гэтсби, его взгляд замутняется. Теперь я скажу, что когда Ник говорит о Гэтсби, его ум пускается бродить среди полузабытых мыслей и образов: «…хотя его речь была чудовищно сентиментальна, она напомнила мне что-то, какие-то обрывки фраз, слышанных когда-то, забытый ритм речи… на мгновенье, казалось, в моем мозге формировалась фраза, но мой рот остался раскрыт, как рот глупца, неспособный издать звук, и слова, как будто со вздохом сожаления, исчезли навсегда…»

По странному совпадению я, продукт советской системы обучения, жестко ориентированной на прошлое европейской культуры, могу сказать кое-что об этих словах. Я живо помню, как, читая «Гэтсби» в первый раз и подойдя к месту, в котором цитируется расписание дня, задаваемое себе юным Джеем Гатцем, ощутил какую-то неясную ироническую ассоциацию. Во мне возникла фраза, которая застряла в памяти со школьных дней: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела!» Это были слова, как объясняли нам учителя, которыми юный граф Сен-Симон велел будить себя своему камердинеру, и вот теперь Джей Гатц практически давал самому себе те же приказания. Советская школа восхваляла времена французских рационалистов и социальных утопистов, времена великого оптимизма европейской социальной мысли… и вот теперь пессимист Фитцджеральд говорил нам, что все, что осталось от прошлого людям европейской традиции, – это фрагменты «потерянных слов»…

Менее чем за сто лет до публикации «Великого Гэтсби» Стендаль опубликовал свой самый знаменитый роман «Красное и черное». Я тщетно пытался найти в Гугле хоть какие-то следы сравнений этих романов, не нашел ничего – и это удивительно. Если учесть предпочитаемый Фитцджеральдом заголовок «Под красным, белым и голубым», мы имеем схожие заголовки, схожих амбициозных крестьянских подростков, главных героев романов, и схожую их любовь к женщине из высшего класса. Риторически я восклицаю: но какова разница между этими двумя книгами! Я имею в виду: какова, то есть в чем состоит разница между ними? Какова разница между гранитом и пульпой, в которую превратили гранит строительные машины? Разница между неподдельным и поддельным бриллиантами? Между Собором Парижской Богоматери и миражом Собора Парижской Богоматери в пустыне?

Какой бы Стендаль не был антиклерик, он создал в «Красном и черном» несколько образов скромных и честных, пусть и интеллектуально ограниченных, священников. Стендаль любил Францию Наполеона и не любил Францию времен реставрации Бурбонов, но маркиз де Ла-Моль у него хоть и крайне консервативный, но никак не бесчестный или фальшивый человек.

Говоря же о главных героях и героинях – сколь поразительна разница между ними в обоих романах! В мгновение ока (что такое сто лет для истории) мадам де Реналь превращается в Дейзи, а Жюльен Сорель – в Гэтсби! Подразумевая определение слова «романтический» в словаре Вебстера (a person who is responsive to the appeal of what is idealized, heroic, or adventurous – человек, которому близки идеализм, героизм и приключения), мы имеем в Жюльене Сореле идеально соответствующего персонажа, который безупречно храбр, поразительно умен и готов к приключениям. Политические и социальные взгляды Сореля определенны: он любит Наполеона и презирает социальную несправедливость, жадность и эгоизм правящих классов. Пусть он одновременно picaro, персонаж в европейской традиции плутовского романа, все равно он человек истинных (аутентичных этических) качеств. Как только после неудавшегося покушения на мадам де Реналь его личность очищается от мишуры тщеславия, эти качества проступают во всем своем величии, и мы видим героя, который при иных исторических обстоятельствах мог бы вести вперед свою страну. По сути дела, «Красное и черное» венчает собой цепь романов в традициях рыцарского (tale-of-chivalry) и плутовского (novella picaresca) романа.