Россия и европейский романтический герой

Кардинальной ошибкой будет определить Гэтсби как аморального человека: он вне пределов системы ценностей, в которой живут обыкновенные люди. Точно так же нельзя приклеивать ему ярлык неаутентичности: как у всякого хорошего актера, аутентичность Гэтсби состоит в имитации чьей-то другой аутентичности. Чем лучше он имитирует, тем он аутентичней. Лучшие моменты его жизни – когда он, облаченный в форму майора, соблазняет Дейзи или когда скользит анонимно между своих гостей, в то время как они шепотом рассказывают друг другу его фантастическую биографию. А когда он пытается неловко и безуспешно снять с себя маску в столкновении с Томом, он настолько со своим гротескным языком безнадежен, что начинает походить на Тони Кёртиса с его бронксовским акцентом, изображающего миллионера в картине «В джазе только девушки» («Some like it hot»).

Идея человека, именуемого Confidence Man, состоит в его полной отъединенности от более или менее рационально организованного мира людей, которые зовут себя или «божьими творениями», или «социальными животными». Шаг за шагом Ник ведет нас ближе и ближе к истинному Гэтсби, но истинного Гэтсби не существует. Есть две его фотографии, но обе фотографии – иллюзии: как может фото зафиксировать образ человека, чьи, по определению Ника, «сомнамбулические грезы несут в себе понимание, что реальность нереальна»? Хотя подавляющее большинство персонажей в романе выписаны стопроцентно реально, «Великого Гэтсби» нельзя определить как реалистическое произведение, потому что два главных героя, каждый по-своему, существуют не только в реальности, но и в символико-сомнамбулической нереальности.

Поэтому «Великий Гэтсби» – это не романтический роман (роман о романтической любви). Будь он рассказан Ником-прозаиком, Ником-реалистом, он был бы куда более реалистический и уж точно более романтический роман с любовными похождениями в центре сюжета. Но Ник-мечтатель, Ник-сомнамбула переводит роман в другое измерение. И по сей день ежегодно продаются сотни тысяч экземпляров «Великого Гэтсби», и, разумеется, не из-за этого «второго измерения», а потому что люди (в особенности женского пола) любят читать книги о любви, тем более с трагическим концом. Но вот что замечательно. Хотя Ник и ушиблен тем, как Гэтсби поплатился за свою наивную и чистую любовь, хоть он не может простить Дейзи и Тому их предательство – представляя в начале романа читателю Гэтсби, он вспоминает его отнюдь не в связи с сюжетом его трагической любви: «…в нем было что-то роскошное, какая-то повышенная чувствительность к тому, что обещает жизнь, как будто он был присоединен к одной из тех машин, которые способны регистрировать землетрясения на расстоянии десяти тысяч миль… экстраординарная способность надеяться и ощущать романтическую сторону жизни, какие я никогда не находил в людях и вряд ли когда-нибудь найду».

Эпитеты типа «роскошный» мало подходят для описания чувств несчастливых любовников, а «романтическая сторона жизни» включает в себя куда больше, чем только ту ее сторону, которая имеет дело с любовными приключениями. И если искать образу Гэтсби эквивалент из современной жизни, прежде всех имен напрашивается имя: Дональд Трамп. Черты человеческого характера, которые так поразили Ника в Гэтсби, – это черты, которые из всех персонажей в романе ближе к человеку с «довольно угрожающей физиономией», портрет которого висит в кабинете его отца. Тут опять вступает в игру не только сомнамбулизм, но и Платон. Если бы в той части сознания Ника, которая склонна к поэзии и предчувствиям, не жила с самого начала (с его рождения или задолго до такового) идея такого образа, он никогда не смог бы распознать ее в Гэтсби.

Эта идея живет в Нике. Но хоть она включает в себя образ, воплощенный в Гэтсби, сама по себе она куда шире, и характер ее совсем не похож на характер идей, которые своей ясностью ослепляют глаза пророков на заре истории человечества. Напротив, подобного нелегкого рода идеи посещают писателей и поэтов в Панглосовы лучшие из лучших времен в лучшем из лучших на свете мест (в данном случае в Америке). В конце романа окончательно разочарованный Ник впадает в транс, и ему видится «древний остров, покрытый цветами» и как этот остров «однажды открылся глазам голландских моряков»; Нику видится «короткий момент», когда «у людей, не желавших и не способных осмыслить эстетическое действие открывшейся им красоты, перехватывает дыхание»; тот «завороженный момент», когда «человек в последний раз в истории (курсив мой. – А. С.) оказывается лицом к лицу с чем-то действительно способным вызвать у него ощущение чуда».

В последний раз в истории? Какого рода, то есть чьей именно истории? Ник говорит о представителе Европейской Цивилизации, не так ли?