Россия и кочевники. От древности до революции

«Кочевые» регионы СССР в этот период были слабо интегрированы в политическое и правовое поле страны. Власти констатировали, что для кочевников «никакие советские законы не писаны». Кочевники продолжали жить нормами обычного права, «прадедовскими обычаями», у них сохранялась своя идентичность, тесно связанная с кочевым пастбищным хозяйством и родовым строем под главенством родовых властителей – баев, манапов, аксакалов, нойонов, тайшей, зайсангов и др. В Казахстане связь кочевников с сородичами поддерживалась даже на расстоянии 300 верст.

В 1920-е гг. начался процесс советизации «кочевых» регионов, который в целом был достаточно мягким. Хотя главную роль во взаимодействии Советского государства и кочевников играла политика (а не экономика, как до революции), в этот период сохранялись относительно спокойные отношения между ними. Государство пыталось интегрировать кочевников в советское общество, не разрушая их цивилизационную идентичность, т.е. не переводя на оседлость. Многие ученые в СССР предлагали вдумчивый подход к кочевой цивилизации, ратуя за ее сохранение (максимум – некоторое «переформатирование»).

Однако результаты советизации были фрагментарными и противоречивыми. Значительная часть кочевой цивилизации осталась вне «силового поля» государства и сохранила свою традиционную структуру под властью «родовых авторитетов». Кочевники показали гибкость в социально-политическом плане – они пытались адаптироваться к Советскому государству, оставаясь в рамках традиционного родового уклада жизни. Для властей же это было неприемлемым, ведь «родовые авторитеты» рассматривались ими как «классовый враг». (До революции ситуация была проще: российская администрация спокойно могла действовать через родовых властителей или в связке с ними, и поэтому родовой строй у кочевников ей не мешал).

Само по себе уклонение кочевников от участия в жизни государства не являлось главной проблемой для властей СССР – кочевое население составляло примерно 3 млн чел., т.е. всего лишь 2 % от численности населения страны. Однако кочевники занимали огромные, стратегически важные территории, что и было главной проблемой для власти. Контроль «оседлого» государства за кочевыми народами вообще затруднителен, а после событий революции и Гражданской войны стал еще менее осуществимым. Если во многих частях страны советская власть была установлена с трудом, то на «кочевых» территориях она фактически не была установлена вовсе, что позволяет говорить о совершенно особой ситуации, сложившейся в этих регионах.

Бóльшую важность после революции приобрела проблема трансграничного кочевания. В СССР, где постулатом стало существование страны в условиях «враждебного окружения», бесконтрольное пересечение границы было категорически неприемлемым для властей. Советское государство стремилось к обеспечению полного контроля за эмиграцией и иммиграцией, минимизации или полной ликвидации трансграничного кочевания. Кроме того, если до революции миграции кочевников происходили в основном в традиционном режиме с экономическими целями[997], то при советской власти откочевки стали приобретать политический контекст как форма бегства от государства. При этом властям было сложно понять причину каждой конкретной миграции – была она совершена в рамках традиционного скотоводческого кочевания или с политическими целями.

Эмиграционные настроения среди кочевого населения были опасны для властей СССР ввиду того, что массовая эмиграция – особенно «трудового элемента» – наносила удар по имиджу страны. Крайне нежелательным это было и потому, что приграничные «кочевые» регионы играли для СССР важную внешнеполитическую роль: Бурятия была элементом отношений с Монголией и Тибетом, Казахстан и Киргизия – с мусульманским населением Синьцзяна, Туркмения – с Афганистаном и Персией, все «мусульманские» регионы – с Турцией и другими странами исламского мира. Поэтому власти СССР не могли допустить каких-либо миграционных «эксцессов» в этих регионах. Точно так же действовали сопредельные государства. В подходе СССР, Китая, Персии и Афганистана к трансграничной миграции проявились и борьба за население (важнейший ресурс любого государства), и стремление сохранить контроль над ним.

Однако в 1920-е гг. ни у центральных, ни у местных властей СССР не было четкого видения решения вопросов, связанных с наличием в стране кочевой цивилизации. Они понимали, что «кочевые» регионы необходимо советизировать, но о том, как точно это сделать, представление было расплывчатым.

Центральная власть также не ставила задачу форсирования модернизации «кочевых» регионов, в первое десятилетие после революции политика в отношении кочевников проводилась в относительно спокойном режиме. Меры властей в основном заключались в попытках их советизации без перевода на оседлость. Полное и окончательное обоседление кочевников «имелось в виду» как далекая, «идеальная» цель.