Результаты процесса советизации кочевий были фрагментарными и противоречивыми. Кое-что (например, развитие образовательной и медицинской инфраструктуры в Бурятии и Калмыкии) удавалось, однако многие цели оказались недостижимыми, особенно на малодоступных для «проникновения» пространствах Казахстана, Туркмении и Киргизии. Усилия по землеустройству в «кочевых» регионах, которые были нацелены на решение межэтнических проблем, не привели к ожидаемым результатам. Передел земли, который устроил бы всех, так и не был осуществлен. Значительная часть кочевой цивилизации по-прежнему оставалась вне «силового поля» советской власти.
В итоге к концу 1920-х гг. власти решили, что кочевники не вписываются ни в структуру Советского государства, ни в рамки советской программы модернизации. В этот период в политике СССР начинают проявляться тревожные для кочевой цивилизации тенденции. Во-первых, это муссирование идей об «осталости» и неприемлемости кочевой цивилизации для советских реалий. Во-вторых, задуманная государством программа массового переселения в «кочевые» регионы, для чего нужно было «освободить» земли, занятые кочевниками, – юридически и физически. В-третьих, усиление советизации кочевий через разрушение родового строя, ликвидацию власти «родовых авторитетов». По сути дела это означало наступление на саму кочевую цивилизацию, которая была основана на родовых отношениях. В-четвертых, ужесточение порядка въезда в СССР и выезда из него и пограничного режима. Эти тенденции существенно усилились к концу 1920-х годов. Американский историк Т. Мартин сделал справедливый вывод о том, что, во-первых, «ни одно государство не зашло так далеко, как Советский Союз, в идеологическом и административном определении отдельных пограничных районов», и, во-вторых, о «твердой вере большевиков в политическое значение трансграничных этнических связей»[998]. Однако следует отметить, что, возможно, и повода отгораживаться от остального мира раньше не было ни у одной страны. Советский Союз был первым государством, которое идеологически противопоставило себя фактически всему миру. Что касается тезиса об этнических связях, к ним нужно добавить еще и связи родственные, помня об известном пункте в советских анкетах: «Имеете ли родственников за границей?»
Тем не менее следует согласиться с выводом А.П. Козлова, что меры, принятые властями в отношении кочевой цивилизации в 1920-е гг., не принесли больших результатов[999]. Она продолжала свое существование. Это настроило государство на усиление, форсирование борьбы с традиционным укладом жизни кочевников. После всех попыток советизации кочевий глобальной целью властей оставался перевод кочевников на оседлость, т.е. разрушение кочевой цивилизации, т.к. ее традиции и родовой строй не позволяли осуществить советизацию «кочевых» регионов.
В итоге взаимоотношения Советского государства и кочевых обществ стали более острыми, чем отношения обычного «оседлого государства» и кочевников. Как уже говорилось, власти Российской империи часто находили общий язык с родовыми властителями кочевых обществ. Однако для СССР такие властители априори были «классовым врагом», причем особо опасным из-за того влияния, которое они имели на массу кочевого населения. В таких условиях, усугубленных уверенностью советского руководства в наличии постоянной «внешней опасности» для страны, «кочевая цивилизация» была обречена на жесткий конфликт с государством.
В 1929 г. в СССР был взят курс на форсированную модернизацию «кочевых» регионов, которая состояла в переводе кочевников на оседлость с их попутной коллективизацией. О «переформатировании» «кочевых» регионов речи больше идти не могло. Модернизация по советскому образцу имела своей целью ликвидацию кочевой цивилизации.
Для такой политики были, во-первых, политические причины, а именно несовместимость этой цивилизации с советской властью. Поэтому был выбран путь разрушения несоветского, традиционного кочевого общества. Обоседление должно было разрушить власть «родовых авторитетов» и поставить бывших кочевников под контроль государства. Кроме того, перевод кочевников на оседлость для властей означал улучшение обороноспособности страны: население «привязывалось» к земле, прекращались откочевки внутри страны и за границу, легче стало бы осуществлять мобилизацию в Красную армию (необходимо учесть, что страна жила в условиях ожидания новой войны, и в 1938 г. в СССР была введена всеобщая воинская обязанность).
Во-вторых, экономические причины. В Казахстане и многих других «кочевых» регионах производству зерна был дан приоритет перед животноводством (хотя власти хотели достичь сразу две цели – сделать из кочевников земледельцев при одновременном сохранении скотоводства). В Средней Азии получил приоритет хлопок, за счет которого вытеснялись зерновые и другие культуры. Они «уходили» в северные «кочевые» районы, вытесняя там животноводство.