Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

Можно констатировать, что за годы пребывания у власти либерально-демократического правительства усилился ряд мер, направленных на укрепление позиций официального румынизма в Республике Молдова. Показательным выглядит заявление румынского президента Траяна Бэсеску на совместной с молдавским президентом пресс-конференции 3 мая 2012 г.: «Молдавской нации не существует»[320].

Ценности поликультурной общности, которые официально пропагандировались в советский период и базировались на фундаменте интернационализма с русскокультурным фундаментом, не устраивали новую национальную элиту Молдовы. При этом условия перехода не сложились ни в начале 90-х гг., ни позже. Вопрос о создании общей, знаковой для всех культуры привел к замыканию существующих в поликультурной среде сообществ, национальных меньшинств, чему дополнительно способствовало компактное проживание целого ряда этносоциальных групп – болгар, гагаузов, здесь же можно назвать русскоязычное Приднестровье. В республике получило распространение понятие региональной идентичности, актуализировалась и усилилась ее значимость, в частности, потому, что возрожденческие процессы на местах зачастую способствуют отдалению от центра в связи с крайними и непопулярными действиями политической элиты в отношении национальных меньшинств и нестабильностью этногражданской идентичности титульного этноса.

2015–2016 гг.: от «Восточного партнерства» к Европейской политике соседства (ЕПС)

В мае 2015 г. в Риге состоялся форум «Восточного партнерства»[321]. Впервые после рижской встречи инициаторы «ВП» заговорили о том, что их ожидания не оправдываются. Министр иностранных дел Польши В. Ващиковский даже заявил, что программа «ВП» провалилась, поэтому польское правительство «отбросило эту концепцию как неправильную…».

Этот формат партнерства только создает иллюзию, но не дает перспектив членства в Евросоюзе таких стран, как Украина, Беларусь, Молдова, Грузия и Азербайджан[322]. При этом Украина, Молдова и Грузия активно пытались добиться конкретики в предоставлении им перспектив присоединения к Евросоюзу на предстоящем 27 ноября 2017 г. в Брюсселе V саммите программы ЕС «Восточное партнерство». Министры иностранных дел этих трех государств в августе в Киеве и в сентябре 2017 г. в Таллине в ходе подготовки к указанному саммиту договорились о тесном взаимодействии и подписали совместную декларацию под названием «Коммюнике о стратегическом переосмыслении “Восточного партнерства”. От Молдовы стояли подписи вице-спикера парламента Ю. Лянкэ и председателя фракции Демпартии в парламенте М. Лупу. Лейтмотивом этой трехсторонней декларации было обращение к Европейскому союзу «признать их перспективу вступления в ЕС».

Британская «The Guardian» открыто писала по этому поводу, что ЕС создавал «Восточное партнерство» с целью «заманить в объятия Брюсселя» шесть стран постсоветского пространства через политическую ассоциацию и экономическую интеграцию, однако две из них – Беларусь и Армения – вступили в Евразийский экономический союз, являющийся своего рода конкурентом ЕС, Азербайджан потерял интерес к программе, а оставшиеся три страны не продемонстрировали выдающихся результатов, в итоге участники Европейского союза даже не знают, что делать с «Восточным партнерством» – продвигать этот план и дальше или уменьшить амбиции[323].

Таким образом, Молдова, Украина и Грузия предпочли потерю российского рынка в целях сближения с ЕС. К тому же при подписании Соглашения об ассоциации с Брюсселем эти три государства полностью приняли условия ЕС, по ряду направлений даже в ущерб своим национальным интересам.

18 ноября 2015 г. в Брюсселе, после годичных консультаций в структурах ЕС, были представлены основные направления пересмотра «Европейской политики соседства (ЕПС), принятой в 2004 г. Предстояло обсуждение этих предложений со странами-членами и партнерами.

Какие же изменения сулила эта инициатива Республике Молдова в период, когда сам Евросоюз проходил одно за другим столь серьезные испытания на прочность, что под вопросом оказались базовые принципы европейской интеграции и жизнестойкость самого проекта единой Европы?