Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

Насыщенным архаикой можно назвать раздел, в котором В.А. Мошков рассматривает похоронно-поминальную обрядность изучаемого народа. Сравнение наработок автора с результатами исследований современных этнологов²²¹ свидетельствует о том, что многие элементы данного, наиболее архаичного комплекса из традиционно-культурного наследия, отличающегося своей консервативностью, остались в прошлом. И без помощи В. Мошкова могли быть полностью утрачены из научного оборота. К ним следует отнести, например, «бардовское» сочинительство жития умершего, которое заучивалось близкими и перепевалось из уст в уста долгое время после погребения И ПОМИНОК²²².

К огромному пласту народных знаний, практически стертых в памяти народа научно-техническим прогрессом, но сохранившихся благодаря труду Валентина Александровича. Это целый блок народных верований, затрагивающих дохристианские демонологические представления²²³ (в том числе о великанах – девах и тепягёзах)²²⁴ и народное православие²²⁵; сюда же можно отнести зафиксированные автором приметы, веру в сны; это знания в области народной медицины²²⁶; воззрения из области зоологии²²⁷ и др. И все-таки, как сын своего времени, несмотря на большую симпатию к гагаузскому народу, В.А. Мошков, разбираясь в их космогонических представлениях²²⁸, использует в отношении него термин «нецивилизованный народ»²²⁹: «космографические и географические сведения у гагаузов, как у большинства современных нецивилизованных народов, представляются в виде смеси из осколков древних мифов, мифов позднейших и, наконец, обрывков современных сведений, подчерпнутых из школ»²³⁰.

Из самой цитаты становится видно, что исследователю известно наличие образовательных учреждений в среде гагаузов. Одновременно население Бессарабии в целом и гагаузы в частности выступали для русского ученого фронтирным пространством, причем такой территорией, которая на момент включения ее в состав России не обладала самостоятельным статусом. Напомним, что лишь 47 % земель, включенных в состав Российской империи, относились к Молдавскому княжеству, остальные 53 % входили в состав турецких райя и напрямую подчинялись османскому султану.

Кроме того, даже для ученых того времени гагаузы, равно как и молдаване, представляли собой своего рода экзотику и в их восприятии не очень отличались, например, от народов Севера или Сибири.

Малочисленность и длительные преследования сформировали у гагаузького народа сильную социализацию, которая отражалась на всех сторонах повседневной культуры. Многочисленные архаичные элементы культуры, канувшие в Лету, но зафиксированные ученым, перемежаются живучими народными представлениями о добре и зле, о нормах поведения. Обращает на себя внимание страх перед общественным мнением, в подробностях описанный автором на примерах его современников: «Общественное мнение является для них таким деспотом, таким страшилищем, перед которым трепещут не только люди бедные или среднего достатка, но даже деревенские богачи. В Бендерском уезде есть много богачей гагаузов, у которых состояние перевалило за сотню тысяч и которые между тем не могут расстаться с лаптями и онучами только из боязни общественного мнения»²³¹.

Находясь в экспедиции в одном из гагаузских сел Комратского района, один из авторов данной книги столкнулся с аналогичным проявлениєм боязни общественного мнения. Оказавшись в гостях у зажиточного хозяина (как сейчас принято говорить – «сельского лидера»), члены экспедиции были суетливо приглашены хозяином в обширный погреб, чтобы люди не увидели, что он устроил застолье в рабочее время: «Потом разговоров не оберешься..!»²³².

Важность исследования В.А. Мошкова приобретает дополнительный вес еще и потому, что он не просто фиксирует и передает тот или иной обряд или явление из народной жизни, а пытается дать им объяснение. Вот и в вопросе об общественном мнении исследователь попытался объяснить подобное поведение, обратив внимание на преследуемость гагаузов в Османской империи, но «если в оное время громы и молнии гагаузского общественного мнения были направлены на сохранение их обособленности в среде турок и чистоты их православной веры, то теперь они не имеют другого объекта, кроме новшеств последнего времени»²³³.

Важно отметить широту научного кругозора исследователя. Об этом свидетельствуют примечания к каждому из разделов книги. Там культура гагаузов сравнивается с традиционно-бытовыми особенностями проживающих по соседству болгар, молдаван, русинов, украинцев. Одновременно он проводит определенные параллели с русским и белорусским народами, с тюрками и с этническими сообществами Европы.

Исследования в области фольклористики и этнографии следуют об руку друг с другом. Лишний раз это продемонстрировал в своих изысканиях и русский генерал.