Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

В.А. Мошков уделяет подробное внимание описанию гендерных и семейных отношений в среде гагаузов. Так, описывая детские игры, он подчеркивает, что уже в возрасте 7–8 лет разнополые дети переставали играть вместе. «С этого же возраста девочке считается стыдно и неприлично играть с мальчиками. Если ее не удержат от этого вовремя старшие из ее родных, то пристыдит первый попавшийся прохожий»²⁰⁹. Причем автор отмечает, с одной стороны, значительно большую свободу самовыражения, свойственную мальчикам, и, самое главное, право на его проявление, а с другой – жесткую регламентацию игрового (и повседневного) поведения у девочек, девушек.

В традиционно-бытовой культуре гагаузов четко прослеживается традиционное мужское доминирование над женщиной. Показателен в этом смысле пример, приводимый этнографом и связанный с ситуацией, имевшей место у гагаузов во время трудных родов, – муж должен был вымыть руки, после чего эту воду давали выпить жене: «“Может быть, говорят гагаузы, жена когда-нибудь противилась в чем-нибудь мужу, и за это Бог покарал ее”. Чтобы смыть с себя этот “великий грех”, необходимо принести в нем публичное покаяние, необходимо доказать свое раскаяние глубочайшей покорностью»²¹⁰.

Собственно, на протяжении всего жизненного цикла, описанного исследователем, – от детства до семейных отношений – культурой народа подчеркивалось традиционное подчинение женщины мужчине²¹¹. Исследователь указывает на регулярную практику мужей и свекров применять физическую силу в отношении жен и невесток. Причем они не имели права жаловаться на подобное отношение, которое в традиционной культуре народа считалось нормой.

Одновременно с демонстративным подчеркиванием приниженного статуса женщины Мошков обратил внимание на одну, свойственную этому народу особенность: «…Вот еще какая разница от нашего великороссийского простонародья. Наш крестьянин, насколько мне приходилось наблюдать, никогда не сдерживается в разговоре, сколько бы женщин ни находилось в комнате. Самые циничные сказки и песни рассказываются и поются совершенно свободно в обществе женщин, девушек и детей, как будто бы их вовсе и не было. У гагаузов этого нет; ни один мужчина не позволит себе в обществе женщин и детей никаких нескромных разговоров. А если он хочет рассказать нескромную сказку, то прежде всего осмотрится во все стороны, нет ли женщины, или не может ли она услышать его из соседней комнаты»²¹².

Аналогичное поведение (как пишет Мошков, напоминающее нечто «библейское») относится к сложившейся у народа традиции не показываться сыновьям обнаженными перед отцами, равно как большим грехом и позором считалось показаться голому родителю перед мальчиками: «…B этом отношении мальчики почему-то совершенно приравниваются к женщинам»²¹³. Возможно, подобная манера поведения представляла собой традиционную форму избегания.

Обращает на себя внимание подробное изложение автором особенностей семейной обрядности гагаузов и связанной с ней соционормативной культуры.

Из описания межпоколенных связей и иерархии взаимоотношений в семье и между родственниками становится видно, что у гагаузов получили распространение отцовские однолинейные и отцовские многолинейные семейные общины как проявление сложных форм семьи²¹⁴.

Как отмечал Мошков, «во главе всякой благоустроенной семьи непременно должен стоять какой-нибудь мужчина. Главой семейства считается дед с отцовской стороны. Если его нет в живых, то глава семейства – отец. А если и отец умер, то его заменяет старший брат. <…> Для сына обязательно вместе с женитьбой устраивать себе свой собственный дом. Но все это не мешает взрослым, женатым и отдельно живущим детям одного отца не только оказывать ему внешние признаки уважения, но подчиняться ему во всем, советоваться с ним, до весьма почтенного возраста чувствовать над собой власть отца даже в случае полной материальной от него независимости»²¹⁵.

Материал, собранный В. Машковым, с сегодняшней научной точки зрения важен еще своей утраченной архаикой, которая представляет собой значимую составляющую культурной памяти народа и одновременно, под влиянием времени обращает внимание исследователей на утрату отдельных своих проявлений, действие которых осталось в прошлом²¹⁶.

Одним из подобных ушедших в прошлое проявлений выступает практика, зафиксированная ученым, – формировать круглоголовость у новорожденного²¹⁷, подход, свойственный широкой тюркской географии (и не только²¹⁸), речь идет о внимании к форме головы у новорожденного. Известно, что это практиковалось в традиционных культурах целого ряда тюркских народов²¹⁹.

Еще один пример архаики был зафиксирован исследователем в ходе изучения свадебной обрядности гагаузов: «окровавленное белье жениха и невесты не моют, а прячут и сохраняют в сундуках, потому что в нем впоследствии жених и невеста должны быть похоронены»²²⁰. Речь идет о белье после дефлорации.