Россия на Дунае. Империя, элиты и политика реформ в Молдавии и Валахии, 1812—1834

Липранди также отмечал конкретные культурные стратегии, которые задействовали молодые бояре для того, чтобы подорвать вековые связи, еще существовавшие между простыми молдаванами и валахами и Россией, такие как многочисленные слова славянского происхождения в языке княжеств и кириллический шрифт, использовавшийся в богослужебных книгах. Получившие образование в Париже и Вене валашские и молдавские писатели увлеклись идеей, что они «суть истинные потомки древних римлян, и потому они одного происхождения с Западными Европейцами, которым и должны всячески приближаться во всем, начиная от языка до образа мыслей, нравов, правительственного устройства и даже самой религии». Соответственно, они стали стараться заменять церковнославянские буквы латинскими, а слова славянского происхождения – французскими, итальянскими и латинскими терминами. Липранди также отмечал, что в этом молодые молдаване и валахи следуют примеру трансильванских румын, которые давно перешли на латинский шрифт и «весьма охотно переходят из Восточного Православия в Западную Унию»[1218].

В то время как Липранди следил за ситуацией в Молдавии и Валахии издалека, ветеран Дунайской кампании 1853–1854 годов П. В. Алабин пришел к сходным выводам в результате непосредственного пребывания в княжествах. Он отмечал, что «большинство мыслящих молдовалахов против нас, потому что это большинство принадлежит к тому новому поколению, осуществлению идей которого мы помешали в 1848 году». С уходом старых бояр с политической сцены некому было поднять голос за Россию: «Все, что мы сделали благого Молдовлахии, забыто, хотя сделанное стоило нам много, много крови, а ныне у всех перед глазами только то, что мы не допустили княжества сложиться в те формы, в которых, по их понятиям, только и возможно счастье гражданина». В отличие от некоторых других российских офицеров Алабина не убеждали внешние проявления симпатии и преданности румын в 1853 году, и он вскоре пришел к пессимистическому заключению: «Случись нам понесть погром в эту войну, они ничем не будут смущаться и несомненно постараются отплатить нам за 1848 год»[1219].

Слова Алабина оказались пророческими. Российские войска были выведены из княжеств летом 1854 года по требованию Австрии, и румыны не сожалели об их уходе. Последующее поражение российской армии в Крыму положило конец российскому протекторату над Молдавией и Валахией. Парижский мир 1856 года сохранил формальный сюзеренитет Порты над княжествами и поставил их под коллективную гарантию всех великих европейских держав. Мирный договор также предписал созыв диванов ад хок под наблюдением европейских представителей для разработки принципов будущего политического устройства Молдавии и Валахии. Парижская конвенция 7 августа 1858 года, заменившая Органические регламенты в качестве конституции княжеств, не удовлетворила напрямую пожелание диванов ад хок превратить Молдавию и Валахию в единое государство под властью представителя одной из европейских королевских семей. В то же время конвенция провозгласила создание Объединенных княжеств с единым законодательным собранием и судебной системой. Конвенция также не запретила двойного избрания Александру Иоана Кузы на молдавский и валашский престолы, что и ознаменовало рождение модерной Румынии.

Заключение

Беглый взгляд на историю взаимоотношений царской России с православными народами Османской империи на протяжении XIX столетия может создать впечатление, что Россия быстро утратила влияние на элиты формировавшихся балканских национальных государств. Есть также соблазн объяснить эту потерю влияния ослаблением конфессиональной идентичности среди элит Юго-Восточной Европы, которая ранее способствовала восприятию этими элитами русских царей в качестве защитников их прав и потенциальных освободителей от османского господства. Модерные национальные идентичности на Балканах порой формировались в прямой оппозиции идее наднациональной религиозной общности православных народов, которая в той или иной степени стояла за восточной политикой России, начиная с Петра Великого[1220]. Начало эпохи национализма на Балканах способствовало усилению трений среди балканских народов. Эти трения подрывали православное единство, призрак которого русские цари вызывали в своих манифестах.