Замечательный пример представляет в данном случае Ситон Ватсон [131] 531, шотландец, посвятивший много сил и энергии изучению австрийских и балканских славян [132] . Работы эти начались за несколько лет до современного кризиса. Поводом к ним послужило разочарование в романтическом представлении о мадьярской народности, сменившееся затем негодованием против мадьярского ига, наложенного на словаков, хорватов и сербов. Как, естественно, настоящая огромная война находит себе ряд предшествующих явлений в жизни замешанных в ней государств, так и книги Ситона Ватсона посвящены как раз одной группе таких явлений. Но главный расцвет этнографической публицистики относится, конечно, ко времени переживаемой нами войны. Отмечу мимоходом попытку связать националистические проблемы с общим ростом демократии в свободном обзоре «Демократия и война»(The war and democracy)532, составленном Зиммерном533, С.Уатсоном, Довер Уильсоном534 и Грин[в]удом535 (Greenwood). Весьма интересна также небольшая книжка Л.Б.Немьера536 о Германии и Восточной Европе (L. В. Namier, Germany and Eastern Europe537). Автор ее – молодой галицийский еврей, переселившийся в Англию и получивший образование в Оксфордском университете; он представляет любопытный образчик еврейского писателя, проникнутого враждебностью к немецкой ориентации международных отношений. Талантливо написанная книжка освещает, с этой точки зрения, успехи и опасности «Drang nach Osten»538 в применении к Восточной Европе и, между прочим, к России. Все упования автора связаны с переворотом общественного мнения, в котором решающую роль играет освобождение России от немецкой традиции.
Эти замечания я делаю мимоходом. Главное же внимание читателя мне хочется обратить на чрезвычайно интересную книгу молодого ученого Тойнби539 «Национальность и война» (Nationality and the war, by Arnold J. Toynbee, London, 1915). Автор – сын покойного Арнольда Тойнби540, известного своей капитальной работой о промышленном перевороте (Industrial Revolution)541.
II
Книга, о которой идет речь, основана на очень детальном разборе географических и племенных условий Европы и прилегающего к ней бассейна Средиземного моря. Нельзя сказать, чтобы метод или заключения ее отличались строгой научностью. Временами смелые попытки автора перетасовать все существующие государственные отношения с точки зрения национальных элементов не могут не вызвать улыбки. Но как показатель настроений и стремлений английского прогрессивного общества – эта работа заслуживает полного внимания. Автор не дает точного определения начала национальности, но в различных местах его книги имеется достаточно указаний на то, как он понимает дело. «Современная „нация“ представляет собой цельный и неделимый организм». «Национализм оказался достаточной силой, чтобы вызвать войну, которой мы не хотели… Он самым ужасным образом доказал свое существование не как нечто снаружи созданное, а как жизнеспособная сила, с которой нужно считаться. Национальные моменты оказываются на континенте сильнее социальных… Ирландия заставила нас задуматься над национальной проблемой. Как все великие силы в человеческой жизни, народность не есть нечто материальное или механическое, а субъективно-психологическое чувство в живых людях. Это чувство может быть вызвано наличностью одной или различных групп факторов: общее государство, в особенности если оно представляет собой резко очерченное физическое целое, вроде острова, речного бассейна, горного хребта; общий язык, в особенности если на нем выросла литература; общая религия; и еще более неуловимая сила – общность традиций или воспоминаний прошлого. Но невозможно сделать заключение априори542 при наличности одного или даже некоторых из этих факторов о существовании нации; они могут быть налицо в течение веков и все-таки не вызвать обсуждаемого явления. Точно так же выводы из одного случая неприложимы к другому: действие одной и той же группы факторов может создать народность в одном случае и пройти совершенно бесследно в другом. Великобритания – нация, созданная географическими условиями и традициями, несмотря на то, что значительная часть ее населения в Уэльсе и на шотландской возвышенности говорит по-кельтски и не понимает господствующего английского языка. Ирландия же – остров значительно меньший и более компактный, к тому же объединенный почти всецело доминирующим английским языком, ибо кельтский говор здесь несравненно реже слышен, чем в Уэльсе.