Россия на Западе: странные сближения

Другой эпизод: на дворе 7 сентября 1895 года. Из Эйдткунена в Вержболово переходит молодой опрятно одетый человек с высоким лбом и залысинами. Если пристать к нему с какими-то расспросами, вы услышите характерную картавость, а если он будет в настроении, то непременно назовет вас «батенька». Да, это Владимир Ульянов, еще ни разу не подписавший свои статьи псевдонимом Ленин. Будущий вождь революции возвращается из первой своей поездки за границу, где он установил связи с эмигрантской организацией «Освобождение труда». Там Ленин встречался с одним из ее лидеров, главным отечественным марксистом Георгием Плехановым, и теперь очень воодушевлен. Он задумал создать подобную организацию в России, возглавить рабочее движение и поднять русский пролетариат на вооруженную борьбу против царя. Ильич ходит по тонкому льду: в чемодане с двойным дном у него спрятана запрещенная марксистская литература. Если ее найдут, арест неизбежен. Но все обходится благополучно. Правда, опасный для империи вольнодумец давно находится на карандаше у полиции, и потому вержболовские жандармы сообщают коллегам в Вильно, что, судя по билету, подозрительный и неблагонадежный юрист направляется к ним. Будьте бдительны! Однако Владимир Ильич меняет маршрут и едет в Петербург, где в ноябре 1895 года будет создан «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», зерно Всероссийской партии большевиков.

Еще одна серия. Осень 1910 года. Из Эйдткунена в Вержболово движется молодой человек не от мира сего. «Широкая потрепанная крылатка, альпийская шапочка, ярко-рыжие башмаки, нечищеные и стоптанные». Через левую руку перекинут клетчатый плед… Это Осип Мандельштам. Таким, по заверениям Георгия Иванова, был облик поэта несколькими днями позже на Варшавском вокзале Петербурга, но вряд ли на границе он выглядел иначе. Возможно, был еще более растерян, поскольку только что утратил (украли?) свой единственный чемодан, в котором лежали зубная щетка, томик французского философа Анри Бергсона и тетрадь с первыми стихами. Можно представить, как бедный Мандельштам шевелит губами. Он читает свои строки, проверяя: помнит ли?

Дано мне тело –  что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?
Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.
На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.
Запечатлеется на нем узор,
Неузнаваемый с недавних пор.
Пускай мгновения стекает муть.
Узора милого не зачеркнуть.

От сердца отлегает: помнит, в потере нет ничего страшного.

Мандельштам едет в столицу, где его ждут разорившиеся родители, которые более не в состоянии оплачивать его европейское образование, вечера в «башне» Вячеслава Иванова, дружба с Ахматовой и Гумилевым и громокипящая поэтическая слава.

В декорациях Эйдткунена разворачивались не только тревел-стори, но и шпионские триллеры. Здесь состоялась прелюдия к разоблачению одного из самых известных двойных агентов мировой истории, полковника австро-венгерского генерального штаба Альфреда Редля. Его история неоднократно экранизирована, в том числе блистательным Иштваном Сабо, но, к сожалению, слабо документирована: многое в ней до сих пор неясно. Мы изложим этот сюжет так, как он закрепился на данный момент в мировой исторической литературе.

Альфред Редль, сын скромного чиновника из Львова, отличался заметными аналитическими способностями, которые позволили ему сделать стремительную карьеру в австрийской контрразведке. Но этот интеллектуал и полиглот, знавший, помимо немецкого, русский и украинский, имел свои слабые места: перспективный офицер любил пожить на широкую ногу и, судя по всему, отличался нетрадиционной сексуальной ориентацией. Не то первое, не то второе, не то все вместе привело к его вербовке российскими спецслужбами. Традиционно считается, что Редля в 1907 году привлек к работе царский военный атташе в Вене Митрофан Константинович Марченко. Сохранилось его донесение в Петербург с описанием «объекта»: