Россия – наша любовь

На десятом этаже польская семейная пара привлекает внимание студентов всех мастей. Власти заигрывают с жителями бывших колоний – ныне стран третьего мира. А они ведут себя высокомерно, требуют то одного, то другого, без тени застенчивости. Им положено. Есть жители и других стран. С нами подружился красивый афганец, хорошо одетый, мы явно пришлись ему по вкусу. Он знал языки. Позже, уже в Польше, мы получили от него большую панорамную открытку из Швейцарии.

Длинными историями мучает нас смуглый Гомес, латиноамериканец. Он открытый, явно милый, но невыносимо болтлив. Кроме того, он очень слабо знает русский, поэтому не все из сказанного мы понимаем. Но мы его любим, всегда долго раскланиваемся при встрече. Однажды нас удивляет его унылое настроение, а еще больше серо-зеленый вместо обычного медного цвет лица. «Гомес, – спрашиваем, – что случилось?» Гомес глубоко вздыхает и только через мгновение говорит: «Плохо мешать, мешать плохо…». Что «плохо мешать»? Ну, водку с вином, пиво с портвейном и вдобавок еще какой-то ликер… Оказывается, его пригласили в комнату русских, где его угостили большим количеством спиртного, а закуска была скудной: несколько селедок, которые, к его изумлению, были завернуты в «Правду». Он торжественно заверяет, что никогда никакого алкоголя мешать не будет…

Однажды мы заходим в нашу библиотеку, чтобы занять место и начать читать, и в коридоре напротив главного входа висит огромный плакат с изображением пары улыбающихся граждан Страны Советов на фоне морского пейзажа, а подпись гласит: «Советский человек имеет право на труд и на отдых!». Смотрим: кто-то что-то дописал черными чернилами. Мы читаем: «и на прописку». Нас трогает эта горькая ирония – как оказывается, мы не одиноки в своих бедах. Неоднократных, впрочем. При оформлении документов для наших гостей, мы уже знаем, что на них должна стоять большая печать, вдобавок круглая! Без нее никакой документ не будет одобрен когда-то советским, а теперь российским чиновником.

* * *

Как я уже говорил, в то время Польша была в моде, поэтому нас передавали буквально с рук на руки. Телефоны разрывались. Позже круг наших знакомых тоже расширялся довольно легко, потому что в шестидесятые и семидесятые годы мы часто бывали в СССР. Мы использовали все возможности для поездок, какие давало сотрудничеством в области науки, а также высылаемые нам частные приглашения. Другие наши поездки – во Францию и Бельгию, а также в Венгрию и Чехословакию, также осуществлялись благодаря полученным стипендиям или приглашениям от семьи и друзей или университетов, как, например, полугодовая стажировка в качестве professeur associé в Сорбонне; участие в конференциях в Париже, посвященных хоть Бакунину или Евреинову, также приносили радость для глаз и чувств, но главное, что они были связаны с Россией и русскими. Мы устанавливали контакты со многими выдающимися русскими, расширяли наши знания, сидели в библиотеках и архивах.

Конечно, мы занимались сбором материалов для кандидатских, а позже докторских диссертаций, но как-то это происходило между делом. Мы относились к этому как к нашей обязанности, тем более что мы не считались со сменой места работы. В то же время продолжалось постоянное обучение – мы вбирали в себя все, что от нас скрывали во время учебы, и что теперь мы могли прочитать в наших и зарубежных библиотеках. У нас были хорошие наставники, но мы и сами уже могли найти следующих. Но обо всем по очереди, хотя и не всегда в хронологическом порядке.

Наше первое длительное пребывание в СССР привело к тому, что мы не могли избавиться от новых знакомых, иногда довольно надоедливых. После интенсивной работы в библиотеках и архивах мы с удовольствием ехали или шли в расположенный на улице Воровского ЦДЛ, не ожидая, что через два десятилетия с хвостиком эта улица вновь будет носить свое традиционное название: Поварская. Теперь на обоих входах (с Воровского и с Герцена) профсоюзные церберши встречали нас с улыбкой, а официантки советовали, что заказать. Мы также можем привести наших гостей, что делает жизнь намного проще. Куда бы вы ни переехали в городе – везде очереди. Кафе вообще не существуют. Мы хорошо помним это зимнее время после полудня, когда мы, пройдя огромные пространства и замерзнув, высматривали, где бы согреться – ни одного магазина поблизости не было.

На Красной площади нам пришло в голову зайти в мавзолей; очереди не было, я немного перевела дух. Идем дальше и видим огромную надпись: «Ленин и Сталин в ремонте». Нам стало очень весело, и мы понеслись дальше. В те годы мы узнали немало подобных объявлений и странных обычаев.