Россия: у истоков трагедии 1462-1584

Только противопоставив самодержавной традиции России ее собственную европейскую традицию, ничуть не менее древнюю и легитимную, могли бы обличители Гроз­ного, по крайней мере, уравнять шансы. Только разобрав­шись в причинах постоянных поражений в России евро­пейских реформ, рожденных этой альтернативной тради­цией, и научившись на ошибках своих предшественников, могли бы они на равных противостоять апологетам «лю- додерства». Но никогда до сих пор они этого не сделали. И потому снова и снова терпели поражение от наследни­ков Ивана Г розного и опричников русской историогра­фии, точно так же, как их прародители, реформаторы XVI века, потерпели поражение от самого Ивана Грозного и его опричников. В следующих главах я постараюсь пока­зать, как это происходило.

ГЛАВА 8 ПЕРВОЭПОХА

Начнем с Курбского. Тем более что его знаменитая пе­реписка с царем и образует хронологическое начало Ива- нианы. Я говорю о той самой переписке, которая столько раз за 400 лет перетолковывалась, за объявление которой апокрифом американский историк Эдвард Киннан удос­тоен был в 1970-х высокой премии²⁶ и в которой В.О. Клю­чевский первым увидел роковую дихотомию, пронизав­шую русскую политическую традицию с самого ее нача­ла²⁷. Отдавая должное первооткрывателю, а также потому, что Ключевский — блестящее перо, своего рода Пушкин русской историографии, соревноваться с кото­рым неразумно, постараюсь изложить суть этой перепис­ки главным образом его словами.

«В 1564 г. боярин князь А. Курбский, сверстник и лю­бимец царя Ивана, герой казанской и ливонской войны... убежал к польскому королю, покинув в Дерпте, где был воеводой, свою жену с малолетним сыном... С чужбины, из Литвы он написал резкое укоризненное... письмо Ива­ну... Царь, сам «словесной мудрости ритор», как его зва­ли современники... отвечал ему длинным оправдательным посланием... на которое последний возражал. Переписка с длинными перерывами шла в 1564—1579 гг.»²⁸

Теперь о содержании переписки. «Попадаются у Курб­ского... политические суждения, похожие на принципы, на теорию. Он считает нормальным только такой государ­ственный порядок, который основан не на личном усмот­рении самовластья, а на участии «синклита», боярского совета в управлении... Впрочем, государь должен делить­ся своими царскими думами не с одними великородными и правдивыми советниками: князь Курбский допускает и народное участие в управлении, стоит за пользу и необ­ходимость Земского Собора... «Если царь и почтен царст­вом... он должен искать доброго и полезного совета... у всенародных человек, потому что дар духа дается не по богатству внешнему и не по могуществу власти, но по пра­воте душевной». Под этими всенародными человеками Курбский мог разуметь только собрание людей, призыва­емых для совета из разных сословий, от всей земли... Вот почти и все политические воззрения Курбского. Князь стоит за правительственное значение боярского совета и за участие Земского Собора в управлении.

Но он мечтает о вчерашнем дне, запоздал со своими меч­тами. Ни правительственное значение боярского совета, ни участие Земского Собора в управлении не были уже в то время идеалами, не могли быть политическими мечтами [поскольку] были уже в то время политическими фактами... Его политическая программа не идет за пределы действую­щего порядка... резко осуждая московское прошлое, он ничего не умеет придумать лучше этого прошлого»²⁹.

Допустим — должен заключить из этого анализа чита­тель, как заключали до него десятки опытнейших экспер­тов, — Курбский и впрямь стоит за статус-кво. Стало быть, его оппонент, царь, стоит за что-то новое, что «идет за пределы действующего порядка». Так, по крайней мере, должно это быть логически: из-за чего иначе стали бы они ломать копья?

Однако «послушаем другую сторону. Царь... возражает не на отдельные выражения Курбского, а на весь полити­ческий образ мыслей боярства, защитником которого вы­ступил Курбский. «Ведь ты, — пишет ему царь, — твер­дишь все одно и то же... переворачивая и так и этак любез­ную тебе мысль, чтобы рабам помимо господ обладать властью» — хотя в письме Курбского ничего этого не напи­сано. «Это ли, — продолжает царь, — противно разуму — не хотеть быть обладаему своими рабами?» Все рабы и ра­бы и никого больше, кроме рабов... Все политические по­мыслы царя сводятся к одной идее. К мысли о самодер­жавной власти. Самодержавие для Ивана не только нор­мальный, свыше установленный порядок, но и исконный факт нашей истории, идущей из глубины веков... Вся фи­лософия самодержавия свелась к одному простому за­ключению: «жаловать своих холопей мы вольны и казнить их вольны же». Для подобной формулы вовсе не требова­лось такого напряжения мысли. Удельные князья приходи­ли к тому же заключению без помощи возвышенной тео­рии самодержавия и даже выражались теми же словами: «Я, князь такой-то, волен, кого жалую, кого казню»... Та­кова политическая программа царя Ивана»³⁰.