Читаем Россия: у истоков трагедии 1462-1584 полностью

Уже полтора столетия спустя, когда вводил в России свою опричнину Петр, никакой надобности расчленять страну территориально не было. Инструментом политиче­ского контроля над ординарной администрацией служи­ла у Петра опричная гвардия. Еще меньше нужды разде­лять страну было у Ленина, поставившего над советами опричную партию. И тем более у Сталина, когда он воз­двиг двойную иерархию политического контроля, поста­вив опричную секретную полицию над партией. Москва Сталина, можно сказать, объединила в себе Александ­ровскую слободу царя Ивана и гвардейские казармы им­ператора Петра.

Говорю я все это вовсе не затем, чтобы преуменьшить историческую значимость деяний царя Ивана. Ибо перво­начальную модель самодержавной государственности, способную обеспечить тотальную мобилизацию ресурсов России для перманентной войны, изобрел именно он. А ведь в этой мобилизации и состоял, собственно, смысл опричнины — одинаково и в XVI, и в XVIII, и в XX веке. Нужно было быть человеком поистине недюжинного ума, чтоб понять в середине XVI века, что нельзя вовлечь госу­дарство в перманентную завоевательную войну без прин­ципиального разделения функций между политической и административной властями. Да не отнимет историк у Грозного этой заслуги перед евразийской Россией. Если Монтескье изобрел разделение властей, Грозный изобрел разделение функций между властями. Так же, как разде­ление властей означало политический прогресс, разделе­ние функций означало тупик самодержавия.

Уже в наше время не бог весть какой мыслитель Жан Тириар, нацистский геополитик и кумир современных московских крайних правых, совершенно точно сформу­лировал смысл опричнины. Говорил он, конечно, лишь о советском ее инобытии (как все геополитики, Тириар пренебрегал историей), но его формула имела самое пря­мое отношение и к опричнине Грозного. Вот эта формула: «Не война, а мир изнуряет СССР. В сущности Советский Союз и создан и подготовлен лишь для того, чтобы вое­вать. Учитывая крайнюю слабость его сельского хозяйст­ва... он не может существовать в условиях мира»31. Так можно ли допустить, что блестящие интеллектуалы-исто­рики не поняли того, что ясно было даже третьестепенно­му бельгийскому нацисту?

Не могли они не понять и действительной сущности оп­ричнины. Вот вам признание И.И. Полосина: «Опричнина в ее классовом выражении была оформлением крепост­ного права, организованным ограблением крестьянства... Дозорная книга 1571/72 годов рассказывает, как в пото­ках крови опричники топили крестьян-повстанцев, как вы­жигали они целые районы, как по миру нищими бродили «меж двор» те из крестьян, кто выживал после экзеку­ции»32. И что же, спрашивается, кроме гражданского него­дования и смертной тоски должна была вызвать у нор­мального человека эта картина истребления собственного народа? У Полосина, как мы слышали, вызвала она лишь горделивую декларацию, что крепостничество было абсо­лютной необходимостью для «усиленного и ускоренного развития производства».

Сегодня это может показаться холодным цинизмом. Но в 1940-е казалось это исполненным полемического пы­ла и пионерского энтузиазма. Ведь первый постулат ново­го государственного мифа, создававшегося новым Ива­ном Грозным, состоял в том, что история общества есть прежде всего история производства. Второй — что по ме­ре того, как это общество-производство развивается, рас­тут измена внутри него и опасность извне. А отсюда уже логически вытекал и постулат третий, гласивший, что тер­рор («борьба с изменой») и наращивание военной мощи есть единственная гарантия «усиленного и ускоренного развития» общества-производства. Оба генеральных мо­тива — измена и война — намертво переплелись в новой версии государственного мифа.

Сам новый Грозный царь говорил о своем предшествен­нике именно в этих терминах. Его беседа с актером Н.К. Черкасовым, исполнявшим роль Ивана в фильме Эй­зенштейна, сохранила для потомства такое драгоценное свидетельство: «Говоря о государственной деятельности Грозного, тов. И.В. Сталин заметил, что Иван IV был вели­ким и мудрым правителем, который оградил страну от проникновения иностранного влияния... В частности, го­воря о прогрессивной деятельности Грозного, тов. И.В. Сталин подчеркнул, что Иван IV впервые ввел в Рос­сии монополию внешней торговли... Иосиф Виссарионо­вич отметил также прогрессивную роль опричнины... Кос­нувшись ошибок Ивана Грозного, Иосиф Виссарионович отметил, что одна из его ошибок состояла в том, что он не сумел ликвидировать пять оставшихся крупных феодаль­ных семей, не довел до конца борьбу с феодализмом — если бы он это сделал, то на Руси не было бы Смутного времени»33.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука