Россия: у истоков трагедии 1462-1584

На самом деле все три измерения борьбы — идейное, социальное и экономическое — переплелись в тогдашней России теснейшим образом. Это, собственно, и составля­ет основную сложность той переходной эпохи. Кто стоял с кем? Кто представлял кого? Чьи интересы совпадали и чьи расходились? И в чем эти интересы состояли?

Чтоб упростить разматывание этого запутанного клуб­ка, попытаемся сгруппировать главных актеров москов­ской исторической сцены по главному же признаку: какой царь был им нужен? За что они выступали — за ограниче­ние царской власти или за ее безграничное расширение?

Самое меньшее, что можем мы сказать сразу: интересы боярства, русской аристократии, по определению защи­щавшей свои наследственные привилегии, а значит, и со­циальные ограничения власти, во всяком случае, не проти­воречили интересам крестьянской предбуржуазии, точно так же по определению защищавшей экономические огра­ничения власти. Н.Е. Носов отважился пойти даже даль­ше. Говоря о боярстве, он утверждает, что «объективно в силу своего экономического положения как сословия крупных земельных собственников, оно было менее заин­тересовано и в массовом захвате черносошных земель, и в государственном закрепощении крестьянства, чем мелкое и среднепоместное дворянство, а следовательно, и менее нуждалось в укреплении военно-бюрократичес­кого самодержавного строя. В этом отношении его инте­ресы даже могли совпадать с интересами верхов купече­ства»⁸.

Несмотря на осторожность этого ответственного вы­сказывания, мы отчетливо видим, как прорисовываются под пером Носова, по крайней мере, контуры потенциаль­ной политической коалиции боярства и «лутчих людей». Я склонился бы к еще более осторожной формулировке: защищая свои корпоративные интересы, боярство вместе с тем должно было, пусть невольно, защищать и интересы предбуржуазии.

И еще был один естественный союзник у этой коалиции: реформистское течение в русском православии, извест­ное под именем нестяжательства. Его идеология тоже за­щищала ограничения власти. Вопрос о связях нестяжате­лей с боярством давно решен в русской историографии положительно. Даже советские историки, воспитанные на ненависти к боярству и усматривавшие поэтому в нестяжа­тельстве реакционную силу, никогда этот вердикт не оспа­ривали.

Стало быть, по одну сторону исторической баррикады вырастает у нас вполне представительный реформатор­ский треугольник: нестяжательство — боярство — пред- буржуазия. Каждый из этих актеров по-своему видит пре­делы, за которые не должна простираться царская власть, но все сходятся на том, что такие пределы необходимы.

А теперь заглянем в лагерь противоположный. Первое, что бросается нам здесь в глаза, это, конечно, помещики. Мы уже знаем, что они ненавидят бояр и Юрьев день. Ог­раничения власти им не нужны. Напротив, нуждаются они в сильной произвольной власти, способной порушить не только закон, но и вековой обычай. Никто, кроме само­державного царя, не в силах был сломить мощь боярства и отменить «крестьянскую конституцию» Ивана III. Разу­меется, не отказались бы помещики и от монастырских зе­мель. Но не в ситуации, когда церковники оказывались са­мыми сильными их политическими союзниками.

Роль церкви в назревающей схватке была, как мы уже говорили, яснее всего. У нее не было врага страшнее Ре­формации. Просто немыслимо было разрушить полити­ческое наследство Ивана III без власти самодержавной, неограниченной. Только при этом условии могли надеять­ся церковники натравить помещиков на крестьянские и боярские земли вместо собственных.

Наконец, идеологическую грань этого второго тре­угольника составило иосифлянство, сильное церковное течение, посвятившее себя защите монастырских земель. Эта коалиция контрреформы, заинтересованная в неогра­ниченной царской власти и, следовательно, в самодер­жавной революции, сложилась задолго до рождения Ива­на Грозного. На самом деле добилась она серьезных успе­хов еще при его отце, великом князе Василии. Просто Василий был личностью слишком незначительной. Он оказался неспособен ни на продолжение реформатор­ских планов Ивана III, ни на их разрушение. В результате проевропейская коалиция, пришедшая к власти на волне народного возмущения в годы отрочества Ивана IV, снова поставила под сомнение все успехи церковников в пред­шествующее царствование. Естественно, они должны бы­ли удвоить свои усилия.

Для меня решающая связь горестной судьбы русского крестьянства с успехом иосифлян, предотвратившим се­куляризацию церковных земель, несомненна. Но чтобы убедить читателя, остановлюсь на этой теме, которую по­чему-то оставили в последние годы без внимания отечест­венные историки, подробнее⁹.

ОШИБКА ВАЛЛЕРСТАЙНА

История в отличие от бокса редко решает спор проти­воборствующих тенденций чистой победой, нокаутом. Она склонна к компромиссам. Обычно присуждает она победу по очкам — и то после долгого кружного пути, ког­да зачинатели борьбы давно уже покинули историческую сцену.