И о том, какие мотивы заставляли лидеров контрреформы внушать царю эти безумные идеи, мы тоже не столько знаем, сколько догадываемся. Ведь не могло у них быть никакой рациональной стратегии, которую они, пусть даже ошибочно, противопоставили бы антитатарской: серьезной альтернативы ей просто не существовало. Но зато иррациональные цели царя должны были казаться этим людям более чем рациональными. Ибо «поворот на Германы» означал ведь неминуемую гибель ненавистного им правительства, связавшего свою судьбу с антитатарской стратегией. А значит, и конец всей затеянной этим правительством перестройки, из которой раньше или позже неминуемо проистекло бы и самое для них страшное — православная Реформация. И стало быть, конец всему церковному бизнесу, приносившему им неисчислимые прибыли, власть и почет. Это, конечно, лишь догадка, хотя и очень уж похожая на правду. Пусть попробует читатель предложить более правдоподобное объяснение этой самоубийственной политики.
Но зато мы совершенно точно знаем то, чего не могли знать эти близорукие, жадные государственные дельцы. Знаем, в частности, что коварная их интрига, которая должна была, наверное, казаться им шедевром придворного искусства, по сути, развязала «большевистскую революцию» XVI века, чреватую для страны, по выражению Владимира Сергеевича Соловьева, национальным самоуничтожением. Интрига удалась. В результате иных из этой преуспевшей компании обезглавили, других посадили на кол, третьих разрубили на куски, четвертых задушили. И еще мы знаем, что все эти расчетливые дельцы сами навлекли на себя такую страшную судьбу. Ибо если перед царем все рабы, то кто, извините, они сами? И если все зло «от советников», то чем советы Висковатого или Ма- кария лучше советов Адашева и Сильвестра?
КРЕСТНЫЙ ПУТЬ
Как бы то ни было, как только добились своего Мака- рий и Висковатый, занавес над этим неожиданно либеральным столетием упал. Погасли софиты, опустела сцена. И все бесконечно, безнадежно запуталось. Осталась лишь тысяча вопросов.
Непонятно стало, чем было все, что прошло до сих пор перед нашими глазами, — либеральным интермеццо в гарнизонной симфонии, туманным сном, рассеявшимся навеки? Непонятно, что, собственно, признать более закономерным: наступление этого золотого века нашей истории или его трагический конец. Непонятно даже, кого считать отцом-основателем современной — и будущей — России: деда или внука.
Правомерно ли задавать такие вопросы? Профессионально ли? И как ответить на них? И существуют ли в принципе такие ответы? Я не знаю. Но давайте попробуем.
Для начала изложим то, что составляло душу этого далекого столетия в самой наивной и непрофессиональной, в самой презираемой экспертами форме: «А если бы...»
Допустим, что земское самоуправление, введенное в России Великой Реформой 1550-х (вместе с судом присяжных и подоходным налогом), не погибло и не было заменено, по выражению А.А. Зимина, «в бурные годы длительных войн Ивана Грозного воеводской формой наместничьего управления»37
. Допустим, что Земский Собор, созванный в 1549-м, смог превратиться в национальное представительство, а боярская дума — в палату лордов (или сенат) этого русского парламента. Допустим, и статья 98 Судебника 1550 г., гласившая, что новые законы принимаются только «со всех бояр приговору», действительно сыграла ту роль, для которой предназначалась, т. е. конституционного ограничения власти38. Допустим, что церковные земли и впрямь были секуляризованы. Допустим далее, что замена любительской помещичьей конницы регулярной армией действительно произошла — и военная монополия помещиков подорвана еще в XVI веке. Допустим, наконец, что тотальная экспроприация крестьянских земель была таким образом предотвращена, наследственные вотчины не были приравнены к поместьям — и государственная служба не стала в России всеобщей.Фантастика? А теперь спросим себя, что, собственно, во всех этих допущениях фантастического? Ведь мы с читателем знаем, что все
без исключения эти европейские реформы были — раньше или позже, на короткий срок или на долгий, в результате ли реформ или революций — осуществлены в России.Регулярная армия была создана в начале XVIII века, а во второй его половине наследственные вотчины действительно вернули себе былой неслужебный статус, и служба государству перестала быть обязательной. Тогда же были секуляризованы церковные земли. Институт земского самоуправления — вместе с судом присяжных и подоходным налогом — был возрожден во второй половине XIX века. Земские соборы под именем Государственной Думы стали формой национального представительства начиная с мая 1906-го.