Россия: у истоков трагедии 1462-1584

На одной чаше весов с антитатарской стратегией ле­жал, как видим, «прямой суд», а на другой — вместе с от­казом от нее — террор «на сродных и единоколенных». Правительство понимало, что от того, какая чаша переве­сит, зависит его жизнь. Есть основания думать, что пони­мал это и царь. Уже в годы опричнины он восклицал в письме к Курбскому: «Как не вспомнить вечные возра­жения попа Сильвестра, Алексея [Адашева] и всех вас против похода на германские города... Сколько мы услы­шали укоризненных слов от вас — не стоит подробно и рассказывать!»³⁰ Дальше царь откровенно признается: «Что бы плохое ни случилось с нами — все это из-за гер­манцев»³¹. Если контрреформаторы и впрямь искали по­вод поссорить царя с правительством, они, как видим, преуспели.

Правительство, по-видимому, пыталось поставить царя перед фактом: война на юге началась еще в 1556 г. И на­чалась успешно, блестяще. Дьяк Ржевский спустился по Днепру до самого Очакова, разгромил татар, отбил у них скот и коней и благополучно ушел. Эффект был неслы­ханный: татарам впервые было отплачено их же монетой. Москва напала на гангстеров в их собственном логове — и выиграла. Мудрено ли, что Девлет-Гирей, собиравшийся чуть позже прогуляться на Москву, тотчас забил отбой и согласился даже отпустить московских пленников, взя­тых в прошлогоднем набеге?

Тогда-то, надо полагать, настоящий спор в Кремле и разгорелся. Тогда-то «паки и паки» царю «стужали и со­ветовали», что время развивать успех, что Крым воевать можно, что пришло время для новой Угры, дабы оконча­тельно «успокоити собя и отечества свои вечне». Царь, однако, уперся. Он совершенно недвусмысленно хотел воевать Европу, а не татар. В начале 1558-го Адашев, по­хоже, решился на отчаянный компромисс. Он согласился вести войну на два фронта. Без всякой дипломатической подготовки к войне с Ливонией, что уже само по себе бы­ло отступлением от традиции Ивана III, войска были посла­ны и на запад, и на юг.

Можно представить себе ход рассуждений Адашева. Хотя переговоры с Англией об обмене товарами по Бело­му морю были уже в полном ходу, Нарва, дававшая выход на Балтику, была стране и впрямь необходима. И эта един­ственная рациональная цель на западном направлении могла быть достигнута практически без войны. Удивитель­но ли, что расслабились московские воеводы в Ливонии после взятия Нарвы? И что при первой возможности, ког­да датский король сделал посредническое предложение, Адашев ходатайствовал о перемирии с ливонцами и до­бился его?³²

Но царь и слышать не хотел о прекращении войны на Западе. «Мне пришлось, — негодует Грозный, — более семи раз посылать к вам, пока вы наконец пошли с не­большим числом людей и лишь после многих моих напо­минаний взяли свыше 15 городов. Это ли ваше старание, если вы берете города после наших писем и напоминаний, а не по собственному стремлению?»³³

Совсем иначе разворачивались военные действия на юге. Там царские напоминания не требовались. На по­мощь приходили новые союзники — совсем непредвиден­

но

ные. Выступили казаки, беглецы из Центральной России, кочевавшие по бескрайнему Дикому полю и растрачивав­шие свою энергию и отвагу в разбойных приключениях. Оказалось, что и они теперь были готовы идти умирать за свою страну. Бил челом царю сам «начальник Украйны», лидер казаков Днепра, князь Дмитрий Иванович Вишне- вецкий, присягавший прежде Литве. Теперь он согласен был перейти на царскую службу — лишь бы позволили ему возглавить крымский поход.

Развязывалась цепная реакция национальной войны, по­истине Реконкиста. Вишневецкий взял штурмом татарский город Ислам-Кермень и вывез пушки из него в поставлен­ный им на Днепре городок на острове Хортица. Два черкес­ских князя на московской службе взяли еще два татарских города. И у хана не хватило сил их вернуть. Его попытка штурмовать Хортицу окончилась, по словам С.М. Соловье­ва, тем, что он «принужден был отступить с большим сты­дом и уроном»³⁴. Весною 1559-го, в самый момент переми­рия с Ливонией, Данила Адашев, брат Алексея, захватил в устье Днепра два турецких корабля, высадил в Крыму де­сант, опустошил улусы и освободил русских пленников — и опять ничего не сумел с ним поделать хан.

По мнению Карамзина, только военная поддержка ту­рок могла спасти тогда татар: «Девлет-Гирей трепетал, ду­мал, что Ржевский, Вишневецкий, князья черкесские со­ставляют только передовой отряд нашего войска; ждал самого Иоанна, просил у него мира, в отчаянии писал сул­тану, что все погибло, если он не спасет Крым»³⁵. Султан спас. Как горестно замечает историк, они «не следовали указанию перста Божия и дали оправиться неверным. Вишневецкий не удержался на Хортице, когда явились многочисленные дружины турецкие и волошские, при­сланные Девлет-Гирею султаном»³⁶.