Россия: у истоков трагедии 1462-1584

Саиб-Гирея от Москвы отбили. И на этот раз сигнал грозной опасности был наконец услышан. С приходом Правительства компромисса фронт московской политики, пусть с четвертьвековым опозданием, повернулся на юг.

Первый успех на этом новом историческом повороте — разгром и ликвидацию поволжских ханств — нельзя, од­нако, было считать финалом новой, антитатарской страте­гии. Ведь оставался Крым. За ним маячила Турция. И ждать покоя от них отныне было нельзя.

Более того, покорение Казани не улучшило, а ухудшило международное положение Москвы. Казань была татар­ским царством лишь по имени, на самом деле она пред­ставляла собою многонациональное государство. Под та­тарами в ней сидели, как выразился Курбский, пять язы­ков: мордва, черемисы, чуваши, вотяки и башкиры. Москва неожиданно для самой себя становилась империей.

Между тем весь план Реконкисты, если помнит чита­тель, опирался как раз на принцип национальной и рели­гиозной однородности русского государства. Именно на нем, как мы помним, и строил Иван III свою стратегию рас­членения Литовской империи. Теперь, когда империей оказывалась Москва, очевидно было, что именно на этом и постараются сыграть турки.

Еще в 1520-е крымский хан уверял, что Казань — «юрт наш». По-татарски это как раз и значило «отчина». Отсю­да был лишь один шаг, чтобы «юртом нашим» объявил Ка­зань и султан — обретая священное право добиваться расчленения России. Короче, останавливаться на полдо­роге, не покончив с его притязаниями раз и навсегда, бы­ло нельзя. Сам статус Москвы как великой державы зави­сел теперь от этого. Просто не могла она вступить в евро­пейскую семью полноправным членом, покуда висела над нею тень зависимости от Турции.

Да и в самом непосредственном смысле Крым был смер­тельно опасен. Он держал под контролем богатейшие об­ласти страны. Юг, ее потенциальный хлебный амбар, ле­жал мертвым —■ копыта татарских коней превратили его в пустыню. Даже не нападая, Крым разорял Москву. Даже не имея сил покорить ее, способен он был вызвать в ней национальный кризис. Так, по-видимому, и рассуждали по­литики Правительства компромисса. И правота их подтвер­дилась самым жестоким образом. Отказ от антитатарской стратегии и впрямь вызвал в Москве национальный кризис.

ЦЕНА ОШИБКИ

Поход Девлет-Гирея в 1571 г. не был обычной татар­ской грабительской экспедицией. На этот раз крымчаки шли отвоевывать Казань и Астрахань. Не застав царя в Кремле, они сожгли Москву. Такого пожара страна еще не видела. Почти все население города погибло в огне. Те, кто спрятался от огня в каменных подвалах, задохнулись от дыма, в том числе главнокомандующий московскими войсками старший боярин Иван Петрович Бельский. Ули­цы были завалены обгоревшими трупами. Их сбрасывали в реку, но так много их было, что и «Москва-река мертвых не пронесла». Город пришлось заселять заново.

Царь, сбежавший из своей столицы, был так перепуган, что соглашался отдать Девлет-Гирею Астрахань. Но тот издевательски ответил, что одной Астрахани ему мало, требовал еще и Казань. Только вмешательству Европы обязана была на этот раз Москва своим спасением. Но об этом чуть дальше. Сначала о долговременных последстви­ях нашествия 1571 года. Дело в том, что историки практи­чески единодушно связывают с ним хозяйственную ката­строфу, постигшую страну в 1570-е.

Сошлюсь на М.Н. Покровского: «Весь московский по­сад татары выжгли дотла и... 17 лет спустя он не был еще полностью восстановлен. Целый ряд городов постигла та же участь. По тогдашним рассказам в одной Москве с ок­рестностями погибло до 800 тысяч человек, в плен было уведено 150 тысяч. Общая убыль населения должна была превышать миллион, а в царстве Ивана Васильевича едва ли было более 10 миллионов жителей. Притом опустоше­нию подверглись старые и наиболее культурные области: недаром потом московские люди долго считали от татар­ского разорения, как в XIX веке долго считали «от 12 го­да». На счет татарского разорения доброю долею прихо­дится отнести то почти внезапное запустение, какое кон­статируют исследователи в центральных уездах, начиная именно с 1570-х... Это есть исходный хронологический пункт запустения большей части уездов московского цен­тра... Слабые зачатки отлива населения, наблюдавшиеся в 50—60-х, превращаются теперь в интенсивное, чрезвы­чайно резко выраженное явление бегства крестьян из цен­тральной области»¹⁴.

Если вспомнить, что именно с этим внезапным запусте­нием советские историки всегда связывали государствен­ное закрепощение крестьян (правда, даже мельком не упоминая, что причиной этого страшного феномена как раз и был отказ контрреформаторов от антитатарской стратегии), то последствия нашествия 1571 г. начинают выглядеть поистине апокалипсическими¹⁵. Выходит, что наложило оно отпечаток на весь ход русской истории. Тем более что, как мы уже знаем, для Турции было оно лишь прелюдией к расчленению и завоеванию Москвы. По крайней мере второй поход назначен был уже на сле­дующий год.