По словам Генриха Штадена, в 1572-м «города и уезды русской земли все уже были расписаны и распределены между мурзами, бывшими при крымском царе — кто какую должен держать. При крымском царе было несколько знатных турок, которые должны были наблюдать за этим... Крымский царь похвалялся перед турецким кайзером, что возьмет всю русскую землю в течение года, великого князя пленником уведет в Крым и своими мурзами займет русскую землю... Он дал своим купцам и многим другим грамоты, чтоб ездили со своими товарами в Казань и Астрахань и торговали там беспошлинно, ибо он — Кайзер и Господин всея Руси»16
. Даже Р.Ю. Виппер, самый пылкий из поклонников Грозного, не решался игнорировать это свидетельство: «Штаден учит нас оценить по-настоящему... эпоху крымской опасности»17. С татарами шли тогда все прежние союзники Москвы — и нагайцы, и даже, если верить Штадену, кабардинский князь Тем- рюк, тесть Ивана Грозного. Это должно было производить сильное впечатление: уж очень напоминало бегство с тонущего корабля.Так ведь и вправду была в эти годы страна на грани гибели — истязаемая, деморализованная. Ее лучшие военные кадры были истреблены опричниной. Если бы турки действительно могли помочь Девлет-Гирею в этом роковом для Москвы предприятии, шансов устоять против них практически не было. Но туркам, на наше счастье, было тогда не до походов на Москву. Им неожиданно пришлось перейти к обороне, защищая свои средиземноморские коммуникации с Египтом, которым угрожала испано-венецианская коалиция. Ибо как раз в 1571-м Дон Хуан Австрийский наголову разгромил турецкий флот при Лепанто.
Так пришла на помощь России в ее критический час Европа. И что же Грозный? Как отплатил он ей за поддержку? Тотчас после Лепанто он предложил турецкому султану Селиму II заключить союз «на цесаря римского и польского короля, и на чешского, и на французского, и на всех государей италийских»18
.Султан, впрочем, этим предложением пренебрег. К тому времени Россия, увязшая в Ливонской войне, уже не рассматривалась как великая держава, утратила все, что делало союз с ней выгодным или престижным.
И эта глухая внешнеполитическая изоляция Москвы привела к тому, что еще целое столетие пришлось ей платить дань татарам. Но и такой ценою не могла она обеспечить себе покой. Земский Собор 1637-го, например, созван был по случаю того, что крымский царевич Сафа-Ги- рей снова «разорил наши пределы и грозился на будущий год идти на Москву»19
. И снова спрашивал государь у Собора, как стоять ему против неприятеля, чтобы Божии церкви осквернены не были, государство не было разорено и православные люди в полон не попали. Словно вновь был на дворе XIV век, времена Димитрия Донского и Куликовской битвы.За одну лишь первую половину XVII века уплачено было татарам в качестве «даров», как стыдливо именовалось это московскими послами, или в качестве «выхода», ежегодной дани, как откровенно интерпретировали это в Крыму, до миллиона рублей. А царь в это время униженно выпрашивал у английского короля субсидию в 120 тысяч.
Не удовлетворяясь данью, татары уводили русских людей в полон, на продажу в рабство, и число их измерялось сотнями тысяч. Невозможно без скорби читать секретную записку Юрия Крижанича: «На всех военных кораблях турецких не видно почти никаких гребцов, кроме русских, а в городах и местечках по всей Греции, Палестине, Сирии, Египту и Анатолии, т. е. по всему турецкому царству, такое множество русских рабов, что они обыкновенно спрашивают у земляков, вновь прибывающих, остались ли еще на Руси какие-нибудь люди»20
.Такой ценой заплатила Москва за «поворот на Германы», стратегическую альтернативу контрреформаторов. Вот когда, по словам современного историка, и впрямь оказалась она для Европы «лишь названием аморфной географической области, где жили варвары раскольники, поклонявшиеся королю-монаху. Никакого интереса для нее, кроме как источник сырых материалов и доходное место для разорившихся балтийских баронов, Россия больше не представляла»21
.НА ЗАПАДНОМ НАПРАВЛЕНИИ
Как бы ни были серьезны ошибки Правительства компромисса, эту катастрофу оно предвидело, против «поворота на Германы», положившего конец антитатарской стратегии 1550-х, боролось до последнего вздоха. Контрреформаторы же, напротив, соблазняли царя возможностью быстрой победы над Ливонией. Пора и нам посмотреть, как обстояло в те годы дело на западном направлении.
Ливония (сегодняшняя Прибалтика) и впрямь так основательно со времен Ивана III деградировала, что должна была казаться перезревшим плодом, который сам просился в руки завоевателя. Она давно уже перестала быть единым государством, способным себя защищать, и превратилась в аморфный конгломерат торговых городов, епископских и орденских владений. Вот как описывает ее Карамзин: «Многослойное разделенное правительство было слабо до крайности. Пять епископов, магистр, орденский маршал, восемь командоров и восемь фохтов владели землею; каждый имел свои города, волости, уставы и нравы»22
.