1. Классическая теория общемирового, парамаунтно-верховенствующего, иерархического монизма (по Г. Кельзену) на сегодня практически не оправдала себя и уступает место монизму, квалифицируемому нами в качестве «локального», «парцеллярного». Это выражается в распространенной практике отдельных государств, в том числе и России, включения в свои правовые системы международного права с определением его включаемого состава и правового значения в этих системах.
2. Международно-правовая часть в рамках локально-монистической национальной правовой системы неизбежно сохраняет свою автономность (самостоятельность), что столь же неизбежно предопределяет и сохранение локального дуализма во взаимоотношениях внутринациональной и международно-правовой частей общей национальной системы, включая и возможные правовые коллизии между этими частями.
3. По существу, образование локальной монистической системы в рамках правовой системы отдельного государства не отменяет и не изменяет традиционного правоприменения международного права. Но выдвижение такой систематики имеет принципиальное политическое и идеологическое значение демонстрации отношения государства к потенциальному построению прогнозировавшейся единой, глобальной, монистической правовой системы.
4. В концептуальном плане повсеместная практика локального «мультимонизма», по пути которого, однако, пошли пока еще отнюдь не все государства, означала бы полный крах концепции общемирового «классического» монизма. 5. Актуальное состояние общемирового правового пространства, т. е. множественность и многообразие суверенных национальных правовых систем, есть все основания квалифицировать как правовой полиморфизм.
1.3. Формирование основ толкования договорного права
В научной литературе нашей страны нет недостатка в публикациях о договорах, заключенных в Х веке киевскими князьями Олегом и Игорем с Византией или Греками, как принято их называть. Их текст до нас дошел на страницах памятника русской литературы ХII века «Повести временных лет». Поэтому большинство публикаций посвящено литературным достоинствам самой летописи, анализу составивших ее источников, красоте и образности повествования, языковым особенностям текста, и над всем этим – «величавое и логическое изложение русской истории» (Д.С. Лихачев). В контексте такого патриотического подхода к отечественной истории только на периферии этих исследований можно встретить фрагментарные сведения о договорах, причем, обычно в восторженной подаче того или иного автора. Работ с юридическим анализом договоров нет, хотя со времени заключения каждого минуло более тысячи лет. Основная причин, конечно, в отсутствии их подлинников, а сохранившиеся до наших дней тексты можно увидеть только на страницах «Повести временных лет», а она – источник, который юристы, вряд ли читают.
Мы вообще никогда и ничего не знали бы о договорах, если бы в ХVIII веке в одном из наших монастырей не была случайно обнаружена написанная на пергаменте летопись «Повесть временных лет» (далее – ПВЛ), на страницах которой в контексте исторических событий – «что есть и пошло на Руси», оказались и тексты договоров. В дальнейшем в хранилищах еще ряда монастырей были обнаружены сходные тексты «Повести». Начавшимися исследованиями удалось установить, что летопись была написана в начале ХII века (1117 г.) монахом Киево-Печерской лавры Нестором, но и этот первоисточник давно утрачен. Обнаруживаемые в хранилищах ряда монастырей тексты – результат её переписывания с имевшегося текста, так же когда-то скопированного, с последующими вставками, дополнениями, а так же с неизбежными ошибками и другими погрешностями, допущенными переписчиками-монахами. Безусловно, отразилось это и в точности текстов договоров, в частности, Договора 911 г., и даже в появлении вымышленного «договора 907 г.» (об этом см. ниже). Поэтому ни один из сохранившихся текстов летописи нельзя назвать копией с оригинала: это «списки». Самый старый из них (древний) т. н. Лаврентьевская рукопись, датированная 1377 годом. Этот вариант, по отзывам исследователей, считается самым полным по физической сохранности и читаемости текста.