Россия в меняющемся миропорядке

Большой интерес к «Повести временных лет» сразу же проявили все, кто занимался изучением «исторических древностей» и русской словесности. Представителей науки юридической среди них не было, как не было еще в стране и самой этой науки. Поэтому в первых известиях о «Повести временных лет» в ученых трудах России договоры не упоминались вовсе или только назывались. Да и сами публикации были редки, что и тогда объяснялось ограниченностью доступа к текстам «Летописи», местом хранения которых был тот или иной монастырь, сложностью работы с пергаментными ее носителями, да и самими древними текстами. Поэтому первыми авторами публикаций были те, кто преодолевал эти трудности, а чаще, кому удавалось приобрести ее в собственность, и не спеша, работать с ней дома.

Список таких первых можно начать с Н.М. Карамзина (1766–1826 г.) хорошо известного к этому времени и уважаемого писателя и публициста, вторую часть своей жизни посвятившего изучению прошлого страны. Его главной заслугой стала 12-томная «История государства Российского» (далее – «История»). При написании первых ее томов он пользовался летописью «Повесть временных лет, откуда и заимствовал тексты Договоров40.

Как и сама летопись, их тексты в ней, были написаны на языке, на котором в ту эпоху делали свои первые шаги грамотность и просвещение на Руси – церковнославянском, пока еще только формировавшимся как письменный литературный язык на основе переводов с греческого церковных книг и богослужений. Этот язык, лишь в них и сохранившийся к ХIХ веку, требовал перевода на современный русский язык. Н.М. Карамзин привел текст договоров в собственном переводе и толковании (интерпретации).

Правоведы знают, что, «переводить закон – дело непростое. Закон не литературное произведение, где тот или иной сюжет, образ можно изложить разными словами; в законе каждое слово имеет специальный смысл. Перевод нередко искажает его, навязывает читателю одну трактовку текста, между тем как при анализе текстов законов часто возникают споры по их толкованию»41. В этом можно убедиться, например, рассмотрев ст. 14 Договора 911 г., смысл которой из-за неправильного ее толкования Н.М. Карамзиным до сего дня является предметом длящегося два века заблуждения.

Ниже ее текст приводится в 3-х вариантах: по ПВЛ (А), в интерпретации Н. Карамзина (В) и в переводе академика Д.С. Лихачева (С).

Вариант А: «О различных ходящих в греки и удолжающих…. Аще злодей (не)42 възратиться в Русь, да жалують Русь хрестьаньску царству, и ять будеть таковый, и възвращен будеть, не хотя, в Русь. Си же вся да створять Русь греком, идеже аще ключиться таково».

Архаичный язык Договора непонятен не только читателю наших дней, он и в ХIХ веке требовал перевода на современный русский язык, а в данном случае еще и чуткого толкования статей с учетом состояния правовых воззрений сторон в эпоху заключения договора. К тому же, за прошедшие века русская речь неузнаваемо изменилась: иным стало ее построение, стиль изложения, изменился словарный запас, многие слова были безвозвратно забыты. О языке договоров киевских князей с греками известный специалист по Византии Ф.И. Успенский, к трудам которого мы будем обращаться, писал, что при их чтении в подлиннике «нельзя не испытывать больших трудностей и недоразумений, происходящих от особенностей языка, путаницы в расположении мыслей и часто странных выражений, требующих комментария». По его мнению, более других это относилось к Договору 911 г., перевод которого с греческого оригинала, «не точно сделанный изначально, а затем еще испорченный переписчиками и толкователями, пытавшимися объяснить древнюю летопись для себя»43.

Академик С.П. Обнорский, проделавший в 30-е годы ХХ века глубокий историко-лингвистический и текстологический анализ всех трех договоров Киева с Византией (911, 945 и 971 гг.), пришел к выводу, что в оригинале каждый был переводом с греческого языка, но не на тот «старорусский», а на …. болгарский язык, и потому «насквозь пропитан болгаризмами и пестрит грецизмами всякого вида». Договор неполный, первоначальный его текст был сокращен летописцем за счет изъятия ряда статей и их включения «в повествование под 907 г.» (об этом см. ниже), от некоторых статей есть только заглавие «о взимающих куплю Руси», без самого ее текста, есть и другие испорченные места». По заключению С.П. Обнорского, этот текст «позднее был выправлен русским справщиком», но «так и остался неискусный, очень близок к оригиналу, обилен нарушениями требований русского синтаксиса, хотя в результате и приобрел некоторые следы русских особенностей». Иными словами, после двух переводов Договора сначала с греческого языка на болгарский, затем с болгарского на русский того времени в нем остался «силен элемент болгарский при незначительном русском слое»44. С учетом сохранности и исправности текста Договора 911 г. С.П. Обнорский оценил его, как «наихудший из всех дошедших договоров»45.