Россия в поворотный момент истории

По природе Милюков был скорее ученым, чем политиком. Если бы не его бойцовский темперамент, который привел его на политическую арену, он бы, вероятно, сделал выдающуюся научную карьеру. Благодаря своему прирожденному интересу к истории Милюков смотрел на все политические события из слишком далекой перспективы, словно читая о них в книгах или в исторических документах. Такая нехватка истинной политической интуиции не имела бы серьезного значения в более стабильной ситуации, но в тот критический момент истории страны, через который мы проходили, она едва не привела к катастрофе.

К несчастью, Милюков занял свой пост министра иностранных дел, исполненный решимости проводить, по сути, ту же империалистическую политику, которую преследовал Сазонов, его предшественник при старом режиме. Осенью 1916 г. такая политика была вполне приемлемой для ряда членов «Прогрессивного блока», но к марту 1917 г. она уже, мягко выражаясь, безнадежно устарела.

Вскоре между Милюковым и остальными членами Временного правительства обнаружились резкие разногласия по вопросу о целях войны. Превосходно помню одно из закрытых заседаний кабинета в самые первые дни его существования, на котором они проявились со всей очевидностью. Милюков докладывал о секретных соглашениях, которые правительство Российской империи заключило в первые годы войны с Англией, Францией и Италией. Эти соглашения предусматривали колоссальный дележ военных трофеев между Францией, Англией и Россией. Согласно этим договорам, Россия получала не только вожделенные Босфор и Дарданеллы, но и обширные территории в Малой Азии.

Уже одно это потрясло нас, но мы были поражены еще сильнее, когда Милюков сообщил нам о договоре 1915 г. с Италией, согласно которому в качестве награды за вступление в войну на стороне Антанты она получала суверенитет над всем славянским побережьем Адриатического моря. Владимир Львов, человек консервативного склада ума, вскочил со своего места, возбужденно размахивая руками, и воскликнул:

– Мы никогда, никогда не признаем этих соглашений!

Посреди этой вспышки один лишь Милюков сохранял спокойствие и хладнокровие. После бурных дискуссий мы в конце концов решили тем или иным образом убедить наших западных союзников пересмотреть эти соглашения и что в любом случае следует вести нашу политику в соответствии с нынешними настроениями общественности, для которой оказались абсолютно неприемлемы дипломатические формулы прежних правящих кругов и политика бывшего министра иностранных дел Сазонова.

Кто-то напомнил Милюкову многозначительный случай из нашего собственного недавнего прошлого, произошедший на втором заседании правительства, еще в здании Думы. 22 февраля французское правительство прислало телеграмму с согласием на аннексию Россией австрийских и германских провинций Польши в обмен на согласие царского правительства на аннексию Францией левого берега Рейна. Мы решили проигнорировать это предложение и немедленно начать переговоры с представителями польского народа, имея в виду восстановление независимости этой страны.

Но Милюков не слушал наших аргументов. Вскоре на одном из закрытых заседаний кабинета произошла резкая перепалка между Милюковым и Гучковым, случившаяся в тот момент, когда речи Милюкова о Дарданеллах в стиле Сазонова начали становиться опасными из-за острой реакции, которую они вызывали в демократических кругах. В защиту своей позиции Милюков сказал:

– Победа – это Константинополь, а Константинополь – это победа. Поэтому людям все время необходимо напоминать о Константинополе, – на что Гучков резко возразил:

– Если победа – это Константинополь, то говорите о победе, ведь победа возможна без Константинополя, а Константинополь без победы невозможен… думайте все, что угодно и как вам угодно, но говорите только о том, что поднимает моральный дух на фронте.

Такое упорство Милюкова, цеплявшегося за тему Дарданелл, казалось очень загадочным. Он знал не хуже Гучкова и меня, что генерал Алексеев по стратегическим соображениям выступал против каких-либо авантюр в проливах. Более того, Милюков как историк должен был превосходно знать то, что писал еще в 1909 г. генерал Куропаткин в своей книге «Задачи русской армии»: России не только «невыгодно присоединять к себе Константинополь и Дарданеллы, но такое присоединение неизбежно ослабит ее и создаст опасность долгой вооруженной борьбы за удержание этого опасного приобретения».

На 24 марта было назначено заседание контактной комиссии с целью обсудить вопрос о целях войны с представителями Совета, но это не помешало Милюкову накануне дать журналистам интервью с целью изложить свои взгляды на эту тему. По моим указаниям на следующий день в газетах появилось заявление о том, что Милюков выражал лишь свое личное мнение, а не мнение Временного правительства.