Россия в поворотный момент истории

Вообще вопрос о будущем низложенного царя оставался крайне щекотливым. В течение первых двух месяцев после падения монархии так называемая «желтая» пресса развернула яростную кампанию клеветы против бывшего царя и его супруги, нацеленную на раздувание чувства ненависти и мщения среди рабочих, солдат и простых граждан. Фантастические и порой непристойные описания дворцовой жизни начали появляться даже в тех газетах, которые до самого последнего дня бывшего режима являлись «полуофициальным» голосом правительства и всячески подчеркивали свою лояльность короне. Либеральная и демократическая печать избегала сенсационности в своих критических отзывах о низложенном монархе, но и в ней порой появлялись статьи сомнительного вкуса, принадлежавшие перу трезвомыслящих авторов. Однако мы слишком хорошо понимали, что правление Николая II предоставляло обильный материал для этой кампании ненависти. Достаточным тому предупреждением послужила кронштадтская трагедия, а также эксцессы на Балтийском флоте и на фронте. Я лучше, чем другие члены правительства, был осведомлен о преобладавших в экстремистских левых кругах настроениях и был преисполнен решимости сделать все, что в моих силах, чтобы предотвратить сползание к якобинскому террору.

4 марта, на следующий день после попытки вмешательства Совета, умеренная политика правительства по отношению к бывшему царю получила самое неожиданное и исторически беспрецедентное оправдание.

В то утро князю Львову по прямому проводу из Ставки позвонил генерал Алексеев и сказал ему, что прошлым вечером Николай II вручил ему сообщение для передачи князю Львову. Оно начиналось без всякого обращения и, по словам Алексеева, его суть сводилась к следующему:

«Отрекшийся от престола царь поручил мне передать вам следующие просьбы. Во-первых, разрешить ему и его свите беспрепятственный проезд в Царское Село с целью воссоединения с больными членами его семьи. Во-вторых, гарантировать безопасное пребывание в Царском Селе ему самому, его семье и свите вплоть до выздоровления его детей. В-третьих, гарантировать беспрепятственный выезд в Романов [Мурманск][72] ему, его семье и его свите.

Передавая вашему превосходительству врученную мне просьбу, я настоятельно прошу правительство как можно скорее принять решение по вышеизложенным вопросам, представляющим особую важность как для Ставки, так и для самого отрекшегося царя».

В записке Николая содержалась четвертая просьба: «После окончания войны разрешить ему вернуться в Россию для постоянного проживания в крымской Ливадии». Этот пункт генерал Алексеев не зачитал по телефону, очевидно посчитав его до невозможности наивным.

Однако главное то, что этот документ открывал дорогу к разрешению нашей проблемы. Сам царь предлагал решение, достойное правительства свободной России.

5 марта генерал Алексеев направил Львову и Родзянко телеграмму с просьбой ускорить отъезд бывшего царя из Ставки и прислать представителей для его сопровождения в Царское Село, добавляя, что чем скорее это произойдет, тем лучше будет для Ставки и для самого бывшего царя.

Было совершенно очевидно, что отныне бывший царь может пребывать в России только под охраной. Вечером 7 марта в Могилев отправилась делегация из четырех представителей различных партий Думы с заданием взять бывшего царя под стражу и препроводить его в Царское Село. 8 марта правительство издало декрет, в котором требовало поместить Николая под охрану, определив местом его проживания Александровский дворец в Царском Селе. Вся организация охраны царя поручалась генералу Корнилову, отозванному с фронта и назначенному командующим Петроградским военным округом.

Когда 7 марта я выступал перед Московским Советом, рабочие довольно агрессивно задавали мне такие вопросы, как: «Почему Николай Николаевич назначен главнокомандующим и почему Николаю II позволяют беспрепятственно ездить по России?» В этих вопросах явственно ощущалась враждебность к правительству, и я был встревожен тем размахом, который подобные настроения, характерные для Петроградского Совета, получили и в Москве. Я понимал, что мой ответ рабочим должен быть четким, недвусмысленным и решительным:

– Великий князь Николай Николаевич был назначен Николаем II еще до его отречения, но он не останется Верховным главнокомандующим. Сам бывший царь сейчас в моих руках – руках генерального прокурора. И позвольте сказать вам, товарищи, что до сих пор русская революция обходилась без крови, и я не позволю запятнать ее. Я никогда не стану Маратом русской революции. В самое ближайшее время Николай II под моим личным надзором будет посажен на корабль и отправлен в Англию.

Это заявление (как и аналогичный ответ, который князь Львов дал Чхеидзе) о решении правительства просить правительство Великобритании предоставить убежище Николаю II[73] вызвало в Исполнительном комитете Петроградского Совета бурю негодования в адрес правительства.