Россия в поворотный момент истории

Не хочу быть односторонним или отрицать положительные стороны работы Совета. Помимо восстановления дисциплины – не только на заводах и в казармах, – Совет внес колоссальный вклад в организацию регулярного снабжения Петрограда продовольствием, а также играл весьма плодотворную роль при подготовке к реформам во всех сферах. Его представители также предпринимали попытки – хотя и не всегда успешные – восстановить нормальные отношения между солдатами и офицерами. Из Петроградского и Московского Советов на фронт отправилось много храбрых и лояльных людей в качестве комиссаров и руководителей различных фронтовых комитетов. Повседневная критика, которую вела в адрес правительства газета Совета «Известия», нередко была и полезной, и необходимой, и правительство никогда не боялось ее и не испытывало возмущения. Подобная критика, исходившая тогда со всех сторон – как от Исполнительного комитета Думы, так и от правой печати, – была неизбежной спутницей демократии. Вред приносила лишь сознательная ложь, подстрекавшая массы. Распространялись инсинуации о том, будто правительство желает возродить некоторые аспекты ненавистного прошлого. К счастью, при неограниченной свободе печати общественное мнение – особенно наиболее ответственные органы демократической и социалистической печати – в целом быстро справлялось с такой экстремистской демагогией.

Главная проблема отношений с Советом состояла в том, что возглавлявшие его вожди социалистических партий не довольствовались разумной критикой действий правительства, а постоянно пытались вмешиваться в политические вопросы. На словах отрицая такие намерения, на практике они частенько забывали о границе между критикой и вмешательством. Порой они вели себя так, словно являлись органом власти, и даже пытались проводить собственную внешнюю политику, поскольку подозревали правительство в «империалистических» замыслах.

Лучше всего такой произвол со стороны Исполнительного комитета иллюстрируют подробности его попытки вмешаться в наши отношения с бывшим царем и его семьей.

Вскоре после полуночи 3 марта, подписав акт об отречении, Николай II выехал из Пскова в могилевскую Ставку, чтобы попрощаться со своими подчиненными, с которыми он проработал почти два года. Хотя царь ехал в своем личном поезде и в сопровождении привычной свиты, его поездка не вызывала ни малейшей тревоги ни у правительства, ни у Думы, поскольку бывший монарх оказался в полной изоляции и лишился какой-либо власти.

Вечером 3 марта правительство провело в Таврическом дворце свое второе заседание. В какой-то момент – не помню точно, в какое время – меня неожиданно вызвал с заседания Зензинов, член Исполнительного комитета Совета. Он пришел встревоженный, чтобы предупредить меня, что члены Совета выражают серьезное негодование неспособностью правительства предотвратить поездку царя в Ставку. Он сказал мне, что по наущению одного из большевиков (кажется, Молотова) Совет вынес резолюцию с требованием ареста бывшего царя, его семьи и других представителей династии; что правительству будет предложено произвести этот арест совместно с Советом; и что князю Львову предлагается определить позицию правительства на тот случай, если Совету придется производить арест самостоятельно. Зензинов предупредил меня, что Чхеидзе и Скобелев, делегированные Советом для переговоров с правительством, могут появиться в любой момент.

Я сразу же вернулся на заседание и доложил о своем разговоре с Зензиновым. Кто-то – кажется, Гучков – сказал, что в свете бушующей ненависти к старому режиму нет ничего удивительного в тревоге солдат и рабочих по поводу поездки бывшего царя, но тем не менее мы обязаны решительно противодействовать любым попыткам Петроградского Совета брать на себя функции правительства. Так как все были согласны с этим, мы попросили князя Львова разъяснить делегатам от Совета, что правительство твердо уверено – бывший царь ничего не замышляет против нового режима, а решение относительно его будущего будет принято в ближайшие несколько дней. Кроме того, ему поручили передать им, что до тех пор нет никаких оснований для каких-либо мер против других членов царской династии, поскольку все они решительно осуждали все, что происходило при дворе в последние несколько лет. Как позднее сообщил нам князь Львов, его разговор с Чхеидзе и Скобелевым прошел в дружественных тонах.