Россия в поворотный момент истории

– Нам следует полностью забыть о старой администрации – возврат к ней психологически совершенно невозможен. Но Россия без управления не обойдется. Администрация ушла, но люди остались. В прошлом наш народ не раз переживал подобные трудности. Взять, к примеру, Москву… у нас есть сведения, что демократическим партиям при помощи членов городской думы и кооперативов вполне удалось взять ситуацию под контроль… Нам, центральному правительству, бессмысленно отдавать приказы, пока не существует местной власти, чтобы выполнять их… Господа, мы должны быть терпеливы! Нельзя терять веру в здравый смысл, чувство государственности и лояльность народов России.

Слушая его, я впервые понял, что великой силой Львова была его вера в простой народ – напоминавшая веру Кутузова в простого солдата. И в сущности, у нас ничего не было, кроме этой веры в людей, терпение и весьма негероическое осознание того, что пути назад нет. Даже при самом большом желании мы не могли передать власть никому другому – по той причине, что ее было некому передавать!

К концу этого заседания мы решили, что в качестве первого шага по созданию нового административного аппарата следует связаться с надежными людьми в губерниях и наделить их всей полнотой власти взамен бывших губернаторов с целью восстановления механизма местного самоуправления. В тех случаях, когда на местах не найдется кандидатов для такой работы, ответственных людей следует направить из Петрограда. Две недели спустя, после того как отправка «комиссаров» из Петрограда и передача функций бывших губернаторов председателям земских советов выявила свою несостоятельность, было решено назначать комиссарами Временного правительства людей на местах, избранных или рекомендованных наиболее авторитетными из числа местных общественных комитетов. Обычно они создавались по московскому образцу и включали в себя представителей всех наиболее важных местных учреждений и организаций. Впоследствии князь Львов подвергался резкой критике за такой метод назначения местных представителей новой власти – его обвиняли в «мягкотелости» и отсутствии административных способностей. Но никто из его критиков, как в самом правительстве, так и вовне, не смог предложить никакого другого способа восстановления местного административного аппарата в условиях, когда у центрального российского правительства не имелось никаких средств эффективно осуществлять руководство. Демагогам в то время не составляло труда подстрекать утративших чувство дисциплины рабочих и солдат на всевозможные выходки, и в первые недели после революции силы хаоса очень часто брали верх над едва возникающими новыми административными и социальными структурами.

Можно ли было бороться с этими силами хаоса без пулеметов, о которых мечтал Шульгин, самый интеллигентный из консервативных членов Думы, вступивших в «Прогрессивный блок»? Имелась ли возможность обуздать волну слепой ненависти ко всему, хотя бы отдаленно напоминавшему о прежнем царском режиме, – ненависти, которая без разбора направлялась против любой власти? Новое правительство не имело физических средств навязать свою волю, и единственным инструментом убеждения, оказавшимся в его распоряжении, было живое слово. Как однажды заметил Мильтон, слова обладают огромной силой, которую можно направить и на созидание, и на разрушение. В первые дни после революции живое слово играло исключительно важную роль, служа и добру, и злу.

Новому правительству, старавшемуся превратить хаос в порядок, было чрезвычайно важно принимать в расчет это грозное оружие и использовать его в созидательных целях. Мало было писать и издавать мудреные манифесты и газетные статьи. Мало было создавать новый административный механизм. Необходимо было путем постоянного применения живого слова противостоять силам разрушения и внушать людям чувство личной ответственности за страну в целом.

Вследствие того что обстоятельства во время революции вознесли меня на вершину власти, а мое имя в каком-то смысле стало для людей символом новой свободной жизни, в первую очередь именно мне пришлось вести эту словесную битву в гуще народных масс. Но у меня нашлось много союзников. Сотни тысяч людей всех сословий и профессий, от скромных сельских учителей до московских профессоров, участвовали в этой битве вместе со мной.

В первые дни революции правительство отправило меня на военно-морскую базу в Кронштадте. Разъяренная толпа матросов буквально на клочки разорвала командующего Кронштадтской крепостью адмирала Вирена, убила многих офицеров, а сотни других бросила в тюрьму, перед этим зверски избив. В мою задачу входило добиться освобождения этих офицеров, безвинно пострадавших от рук матросов. Иных средств убеждения, кроме слов, у меня не было.