Россия в поворотный момент истории

Трудовое законодательство Временного правительства наделяло рабочих беспрецедентными правами и независимостью. Все эти права они впоследствии утратили при большевистском режиме «рабочих и крестьян». Невзирая на военное время, Гучков немедленно ввел на всех государственных оборонных заводах восьмичасовой рабочий день – нигде в мире не слышали ни о чем подобном. В результате этой инициативы восьмичасовой день стал нормой и на всех частных предприятиях. По предложению А. Коновалова, министра промышленности и торговли, частные промышленники заключили с Петроградским Советом соглашение о восьмичасовом рабочем дне. Были созданы арбитражные суды; рабочие комитеты[68]и профсоюзы получили максимум автономии. В целом Временное правительство делало все возможное, чтобы обеспечить возникновение организованного труда как силы, по своим возможностям равной промышленному руководству.

Наконец, хотелось бы сказать несколько слов о заслугах Временного правительства в решении запутанной проблемы национальных меньшинств. Временное правительство признавало, что свободная демократическая Россия не может оставаться централизованным государством, и сразу же предприняло практические меры для изменения репрессивной политики старого режима по отношению к нерусским народам империи. В самые первые дни после падения монархии была провозглашена независимость Польши и полностью восстановлена автономия Финляндии. Летом автономию получила и Украина. Еще раньше, в марте, представителей различных национальностей империи привлекли к работе в новой администрации на Кавказе, в Туркестане и в прибалтийских губерниях. В начале июля была создана комиссия с целью принятия необходимых законов для реорганизации России на федеральных основах.

Из этого краткого очерка внутренней политики Временного правительства за недолгое время его существования можно видеть, что установление политической демократии в России одновременно привело к триумфу социальной демократии. Вернувшись в Россию в 1917 г., Ленин сказал: «Россия сейчас самая свободная страна в мире из воюющих стран, где отсутствует насилие над массами».

Проблема власти

Если вся деятельность по проведению внутренних реформ, обрисованная мной выше, в конце концов окончилась ничем, то в большой степени это произошло из-за того, что Временное правительство не смогло решить задачу организации стабильного демократического режима для воплощения и закрепления этих реформ.

В этой связи мне живо вспоминается третье заседание Временного правительства вечером 4 марта. Мы впервые заседали не в Таврическом дворце, не в атмосфере истерического революционного возбуждения, витавшего в здании Думы. Вместо этого мы собрались в здании Министерства внутренних дел, которое князь Львов сделал своей резиденцией[69].

Помню торжественную тишину, когда мы расположились в огромном конференц-зале под суровыми взглядами десятков бывших министров и чиновников старого режима, портреты которых украшали стены. Думаю, что именно здесь, в окружении портретов прежних властителей, а не восторженной революционной толпы, заполнявшей Думу, каждый из нас вдруг впервые в полной мере осознал значение того, что произошло в России в несколько предыдущих дней, и колоссальную ношу возложенной на нас ответственности.

Князь Львов еще не прибыл, но обычных разговоров не было слышно, так как у нас не было желания их вести. Наконец, из внутренних комнат появился Львов с кипой телеграмм в руке. Вопреки обычаю, он не поздоровался с каждым из нас по отдельности, а сразу же направился к своему креслу, положил перед собой телеграммы и сказал:

– Господа, смотрите, что происходит. Со вчерашнего дня подобные телеграммы приходят изо всех уголков Европейской России. Посланий с выражением поддержки, которые вы читали раньше, больше нет. Это официальные сообщения из губернских центров и множества мелких городов. В них говорится более-менее об одном и том же: при первых известиях о падении монархии местная администрация, начиная с губернаторов и кончая низшими полицейскими чинами, разбежалась, а те высшие чиновники, особенно из полиции, которые либо не захотели, либо не смогли скрыться вовремя, арестованы всевозможными самозваными революционными властями и общественными комитетами.

В зале настала гробовая тишина – каждый из нас размышлял о том, что делать. В самый разгар войны огромные пространства страны оказались во власти совершенно неизвестных людей!

Не помню, кто нарушил молчание словами: «Но ведь то же самое происходит и в Петрограде, и все же мы уже восстанавливаем какое-то подобие власти». Эти слова словно стряхнули с нас оцепенение, и все начали возбужденно говорить. Я уже забыл, какие мнения выдвигались, но отлично помню, как князь Львов подвел итог. Он сказал с поразительной уверенностью: