Я прибыл в Кронштадт с двумя адъютантами и, не обращая внимания на предупреждения, направился прямо на главную площадь города, где митинговали восставшие моряки. Меня встретила зловещая тишина, взорвавшаяся злобным ревом, едва я заговорил. Стало ясно, что вожаки матросов не желают моего выступления. Когда шум чуть-чуть затих, я заявил, что прибыл по поручению Временного правительства, чтобы разобраться в происходящем. Один из вожаков немедленно поднялся и завел речь о «зверствах», которым подвергались матросы в Кронштадте.
Я знал, что адмирал Вирен был сторонником суровой дисциплины и порой бывал излишне требователен в своем обращении с офицерами и матросами, но мне было также известно, что он никогда не допускал физических насилий и, безусловно, не совершал никаких зверств. Именно это я сказал в ответной речи, и она произвела известное впечатление. Используя только слова, я сумел утихомирить разъяренную толпу, и, хотя освободить арестованных офицеров мне не удалось, десяти или двадцати из их числа разрешили выехать в Петроград[70]
.Князь Львов неизменно обращался ко мне с просьбами отправиться в районы беспорядков, чтобы живым словом успокоить анархически настроенные толпы и оказать моральную поддержку более здравым и конструктивным элементам. Исходя из собственного опыта и из донесений других людей, ездивших по стране с аналогичными поручениями, могу без всякого преувеличения сказать, что подавляющее большинство населения в городах и селах в первые месяцы после Февральской революции очень слабо поддавалось влиянию демагогов и смутьянов. Большинство людей с колоссальным энтузиазмом взялись за работу построения новой жизни. В течение лета 1917 г. проходили бесчисленные митинги и совещания представителей всех слоев общества, собравшихся, чтобы выработать собственные планы фундаментальных реформ во всех областях экономической, социальной и культурной жизни страны. Они буквально засыпали правительство бесконечными резолюциями и всевозможными предложениями. Народы России быстро приобщались к созданию нового образа жизни и делали это в полном согласии с правительством, а не вопреки ему.
Теперь перехожу к щекотливому вопросу об отношениях между Временным правительством и Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов. В каком-то смысле они представляли собой самый важный аспект всей проблемы власти после революции.
Члены правительства пришли к общему согласию по поводу того, что необходимо как можно скорее включить в правительство представителей социалистических партий, поскольку их высокий политический и нравственный авторитет в армии и среди трудящегося гражданского населения существенно бы упрочил стабильность нового руководства. Мы полагали крайне важным сгладить ложное впечатление, будто силы русской демократии расколоты на два лагеря – «революционный» и «буржуазный».
Вожди Петроградского Совета сами создавали такое впечатление, руководствуясь идеологиями своих партий, а не истинными настроениями народа как целого. Такое отношение к «буржуазному» Временному правительству проявилось в одной из первых резолюций Исполнительного комитета, который выражал готовность поддерживать новое правительство лишь до тех пор, пока оно «не посягает на права рабочих, завоеванные в результате революции». Такое сдержанное отношение Петроградского Совета создавало парадоксальную и нетерпимую ситуацию, когда новое национальное правительство в известной степени оказывалось в подчинении или по крайней мере в зависимости от местного органа, который благодаря своему авторитету среди определенных слоев населения мог угрожать самому существованию законно созданного правительства.
Самым важным обстоятельством при этом являлось то, что утром 27 февраля 200 тысяч солдат Петроградского гарнизона, начисто сбитых с толку происходящими событиями, неожиданно оказались без офицеров. Совет еще не существовал, а в городе царил полный хаос. Вполне естественно, что восставшие солдаты обратились за руководством к единственному существовавшему органу, обладавшему каким-либо моральным авторитетом, – Думе. Но в Думе на тот момент не нашлось ни одного офицера, обладавшего отвагой и здравым смыслом для того, чтобы взять на себя командование всем гарнизоном, как поступил в Москве подполковник Грузинов[71]
. Городская дума Петрограда не обладала ни малейшим престижем, а различные общественные объединения в первый день революции были неспособны создать в городе какой-либо центр, представляющий демократические партии и организации. Временный комитет Думы также не решался брать на себя эту задачу, несмотря на то что все заметные политические и общественные фигуры поспешили предложить Думе свои услуги для восстановления порядка в городе.После полудня к Думе стали стекаться представители социалистических партий, оказавшиеся в Петрограде в момент революции. Их мысли, естественно, обратились к Совету, который возник в Петербурге осенью 1905 г. и сыграл столь фатальную роль в тогдашних революционных событиях.