Россия в поворотный момент истории

Далее Львов рассказывает, как Завойко написал на листе бумаги «Керенский – заместитель председателя Совета министров», а затем – причудливый список будущего кабинета, в состав которого входили он сам, Аладьин и Филоненко[140]. Львов, потрясенный всей этой процедурой, заметил, что, может быть, до формирования кабинета лучше вызвать различных политических лидеров для консультаций в Ставку. Тогда Завойко предложил Львову пригласить в Ставку всех, кого он пожелает, посоветовав сделать приглашения от имени Верховного главнокомандующего. Соответственно была составлена такая телеграмма: «Генерал Корнилов приглашает видных партийных и гражданских руководителей, в том числе Родзянко, немедленно прибыть в Ставку. Предмет обсуждения: формирование кабинета. Немедленный ответ крайне желателен. За разъяснениями о числе приезжающих и времени прибытия обращаться в Ставку к князю Голицыну. Подпись: В. Львов».

После этого Завойко и Добрынский отвезли Львова на вокзал, и Завойко повторил ему содержание ультиматума, который ему поручалось доставить ко мне на следующий вечер (26 августа).

Передав мне ультиматум Корнилова, Львов сказал, что для нашего разговора с Корниловым, возможно, уже слишком поздно, и затем, ничего мне не сообщая, отправился к Милюкову, чтобы предупредить его о якобы намечавшемся большевистском восстании. Но Милюков заверил Львова, что никакого восстания не будет. Львов, смущенный тем, что Милюков подтвердил мои слова, достал манифест и прокламацию Корнилова и показал их Милюкову. «А мне это совсем неинтересно», – ответил Милюков.

В отчаянии заговорщики сами попытались спровоцировать большевиков на восстание. Следующий фантастический эпизод описан Финисовым в газете «Последние новости» от 6 марта 1937 г.:

«За несколько дней до того нам точно стало известно, что большевики отложили выступление на неопределенный срок. Выступать без этого повода мы не считали возможным…Мы решили поэтому прибегнуть к крайней мере. Полки генерала Крымова продолжали двигаться к Петербургу. Не воспользоваться этим было бы преступлением. Если повода нет, его надо создать. Специальной организации было поручено… вызвать «большевистское» выступление, т. е. разгромить Сенной рынок, магазины, одним словом, поднять уличный бунт. В ответ должны были начаться, в тот же день, действия офицерской организации и казачьих полков генерала Крымова. Это поручение было возложено на генерала В.И. Сидорина, причем тут же ему было вручено 100 000 руб. на эту цель (из этой суммы ген. Сидорин истратил только 26 000 руб. на подготовку «большевистского бунта»)… Момент же искусственного бунта должны были определить мы, т. е. полк. Дюсиметьер и я, после свидания с ген. А.М. Крымовым, переслав приказ шифрованной запиской в Петербург».

28 августа в 4 часа дня Финисов и полковник Дюсиметьер выехали из Петрограда, чтобы связаться с генералом Крымовым. Они нашли его в Заозерье, деревушке под Лугой, и сообщили ему о поддельном большевистском бунте. Генерал Крымов всецело поддержал этот план, поскольку его распропагандированные казаки иначе не пойдут на Петроград. В 8 часов утра 29 августа к генералу Сидорину через Гатчину отправили мотоциклиста с зашифрованным сообщением: «Действуйте немедленно согласно инструкциям». Однако Сидорин решил сперва посоветоваться с генералом Алексеевым, который решительно воспротивился операции и заявил: «Если вы начнете выполнять свой план, я застрелюсь. А перед смертью оставлю записку с объяснением». Сидорин уступил, отменил все распоряжения и вернул неизрасходованные 74 тысячи рублей Республиканскому центру. Тем не менее была предпринята попытка спровоцировать волнения на Сенной площади.

Впоследствии атаман Дутов рассказывал Владимиру Львову, что пытался спровоцировать «большевистское» восстание, подговаривая толпу грабить лавки, но из этого ничего не вышло.

Несомненно, что после того, как организация заговорщиков в Петрограде отказалась от идеи поддельного большевистского мятежа, генерал Алексеев понял, что «внезапная атака» на столицу провалилась и следует немедленно отложить дальнейшие военные операции.

29 августа в 11 часов утра полковник Барановский привез мне донесение от полковника Вороновича, командовавшего гарнизоном Луги. Воронович сообщал, что казаки под командованием генерала Крымова отказались идти на Петроград и угрожают своему командиру. Необходимо было не допустить расправы над генералом, и я отправил в Лугу друга Крымова, полковника Генштаба Самарина с тем, чтобы тот доставил Крымова в Петроград, ко мне в Зимний дворец. Посетив полковника Вороновича в Луге, Самарин далее отправился в ставку Крымова.

Лишь в 1936 г. я узнал, что по пути генерал Самарин заехал в штаб генерала Алексеева «за инструкциями». Генерал Алексеев «санкционировал» мой приказ привезти Крымова в Петроград, но добавил, что сперва хочет сам поговорить с Крымовым.