Ночью 30 августа Крымов советовался с Алексеевым. Ко мне он прибыл лишь на следующее утро в 10 часов. При моем разговоре с Крымовым присутствовали оба заместителя военного министра – полковники Якубович и князь Туманов, а также И. Шабловский, председатель Чрезвычайной комиссии по расследованию дела Корнилова.
Генерал Крымов, честный и мужественный воин, начал разговор с заявления о том, что его корпус двигался на Петроград для содействия Временному правительству и не планировал никаких враждебных действий против правительства. Очевидно, в результате своей ночной беседы с генералом Алексеевым Крымов пытался скрыть цель похода на столицу, повторяя ложную версию, распространяемую друзьями Корнилова. Однако не в натуре Крымова было лгать. Неожиданно он оборвал себя и достал сложенный лист бумаги, пояснив: «Это – приказ».
Я прочитал приказ № 128, после чего передал его председателю Чрезвычайной комиссии. Далее Крымов признал, что в начале августа находился в Ставке, где велась военная подготовка к походу на столицу. Он также сообщил, что согласно принятому в то время плану город предполагалось разделить на военные сектора и что генерал Корнилов назначил его командующим специальной «Петроградской армией».
Я уверен, что положение стало для Крымова невыносимым, когда он безнадежно запутался во лжи. Во-первых, он не признался открыто о своем участии в заговоре, и во-вторых, параграф 4-й в его приказе начинался с лживого заявления об инспирированных большевиками беспорядках в столице.
Я спросил его, зачем он прибег к такому откровенному вымыслу. Крымов ответил расплывчато – очевидно не желая скомпрометировать своих сообщников в столице, которые советовали ему инсценировать большевистское восстание в момент его прибытия в Петроград.
Генерал Крымов покинул мой кабинет свободным человеком. Единственное ограничение, наложенное на него Шабловским, заключалось в вызове в тот же день в 5 часов пополудни для дачи показаний Чрезвычайной следственной комиссии. Но генерал Крымов так и не явился в комиссию. Он отправился на квартиру ротмистра Журавского, близкого друга его семьи, и там застрелился. Он оставил объяснительную записку, которая была передана в Чрезвычайную следственную комиссию и, вероятно, до сих пор сохранилась в архивах по этому делу.
Дело Крымова помогло разоблачить двойную игру генералов. Их первоначальный план предусматривал захват столицы с тем, чтобы застать Временное правительство врасплох. И даже поняв, что им не обмануть правительство, они упорствовали в своем безрассудстве, хотя заговор уже провалился. Крымов стал единственным из них, кто имел мужество взглянуть правде в глаза.
Генерал Корнилов упорно отказывался признать истину. Вся степень его двуличия проявляется в интервью, которое он дал французскому корреспонденту Клоду Ане. В нем Корнилов заявляет:
«Если бы я был тем заговорщиком, которым выставляет меня Керенский, если бы я замышлял планы по свержению правительства, то я, естественно, принял бы необходимые меры. В назначенный момент я бы встал во главе своих войск и, без сомнения, вошел бы в Петроград, не сделав ни выстрела. Но в действительности я ничего не замышлял и ничего не готовил. И когда я неожиданно получил телеграмму Керенского, отправленную мне ночью 26 августа [в которой он вызывался в Петроград], то потерял двадцать четыре часа. Как вы знаете, я предполагал, что или телеграф перепутал, или в Петрограде бунт, или большевики захватили телеграф. Поэтому я ждал подтверждения или опровержения [телеграммы]. Таким образом я потерял целый день и ночь; я дал Керенскому и Некрасову преимущество… Железнодорожникам было приказано не пропускать мой поезд к пригородам столицы. Я мог бы поехать в Могилев, но меня арестовали бы в Витебске. Я мог бы воспользоваться автомобилем, но до Петрограда более 300 верст по плохим дорогам. Как бы то ни было, несмотря на все трудности, я все еще мог начать действовать в понедельник, наверстать упущенное время и исправить все ошибки. Но я был болен, страдал от сильного приступа лихорадки и утратил свою обычную энергию».
Во всем этом абсурдно-противоречивом заявлении налицо лишь один правдивый момент: моя ночная телеграмма, вызывающая Корнилова в столицу, привела к фатальным колебаниям со стороны заговорщиков. Они потеряли голову и запаниковали.
Именно тогда в текст ответа Корнилова был добавлен клеветнический вводный абзац, сочиненный Завойко:
«Телеграмма министра-председателя за № 4163 во всей своей первой части является сплошной ложью. Не я послал члена Государственной думы Владимира Львова к Временному правительству, а он приехал ко мне как посланец министра-председателя. Тому свидетель член I Государственной думы Алексей Аладьин.
Таким образом, совершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу отечества».
Эту выдумку Завойко впоследствии коварно использовал генерал Алексеев в своей кампании клеветы против Временного правительства и меня лично.