Россия в поворотный момент истории

26 февраля русский посол в Париже Извольский передал текст ноты с Кэ-д’Орсе, в которой Франция соглашалась, что Россия сама вольна решать, где должна проходить ее западная граница. Однако эта нота случайно попала в руки Временного правительства, которое в ответ незамедлительно провозгласило независимость Польши и объединение польских территорий, входивших в состав России, Германии и Австрии.

Из этого примера становится ясно, что новая Россия и ее западные союзники уже не придерживались единой идеологии в отношении целей войны.

Однако это недопонимание разъяснилось уже на первых встречах нового министра иностранных дел с представителями союзных держав. В переводе на дипломатический язык наше заявление гласило: «Временное правительство предлагает, чтобы все державы совместно пересмотрели цели войны, и со своей стороны объявляет, что Россия готова отказаться от своей доли притязаний в интересах скорейшего заключения мира, при условии, что прочие союзные державы поступят так же».

В течение всего лета мы пытались убедить британское и французское правительства немедленно провести конференцию с этой целью. Но оба правительства все это время старались уклониться от подобного начинания, и лишь после начала нашего наступления они наконец уступили, но даже эти переговоры, не вызывавшие у них ничего, кроме скуки и раздражения, затянулись на долгие месяцы. И в Лондоне, и в Париже просто отказывались понять, или, точнее, признать, что наша революция не просто ликвидировала монархию, а пошла значительно дальше, превратившись в долгосрочный процесс полной перестройки народного сознания. В наши дни, после бесчисленных революций и контрреволюций, пережитых Европой, политики лучше представляют, что все это значит. Но в то время союзники, видимо, считали, что такое потрясшее весь мир событие, как свержение русской монархии, никак не скажется на внешней политике страны. А если и скажется, так только в результате ошибок слабых и безвольных людей, получивших власть, но явно оказавшихся под каблуком у большевиков.

В конце концов в 1917 г: Германия попала в критическое, если не безнадежное, положение. Германские военные специалисты понимали, что войну уже не выиграть силой оружия. Австрия и Турция практически были разгромлены, превратившись в жернова на германской шее. Начиная с июля католическая и социал-демократические фракции в рейхстаге выступали за скорейшее мирное урегулирование. Почему же Антанта упрямо настаивала на своих чрезмерных и нереалистичных требованиях?

Я уже говорил, что 28 августа, в самый тревожный день Корниловского мятежа, среди множества «посредников», настаивавших, чтобы Временное правительство примирилось с мятежными генералами, оказались и западные союзники России. Поздним вечером того дня дуайен дипломатического корпуса сэр Джордж Бьюкенен посетил министра иностранных дел Терещенко и вручил ему следующую ноту от имени британского, французского и итальянского правительств:

«Представители союзных держав встретились под председательством сэра Джорджа Бьюкенена, чтобы обсудить ситуацию, возникшую в связи с конфликтом между Временным правительством и генералом Корниловым. Признавая свое обязательство оставаться на своих постах с целью оказания помощи своим согражданам в случае необходимости, они в то же время считают важной задачей сохранить единство всех сил в России во имя победоносного окончания войны и, исходя из этого, единодушно заявляют, что в интересах гуманизма и с целью избежать непоправимых бед предлагают свои добрые услуги с единственным желанием оказать услугу интересам России и делу союзников».

С самого начала Корниловского мятежа по Петрограду поползли слухи, что некоторые представители союзников сочувствуют делу генерала. Эти сплетни представлялись тем более правдоподобными, поскольку в тех обстоятельствах союзные представители имели все основания разделять настроения своих коллег из русского Генштаба. Однако болтливые городские языки раздули эти слухи, и правая печать настойчиво твердила о поддержке Западом планов по восстановлению в России сильного «национального» режима.

В этот критический момент у нас не имелось абсолютно никаких достоверных доказательств и, естественно, никакой официальной информации о том, что союзные правительства обманывают Временное правительство. Чтобы положить конец слухам и не допустить падения авторитета союзников в массах как на фронте, так и в тылу, я приказал Военному министерству на следующее же утро опубликовать в газетах заявление, в котором, наряду с прочим, упоминалось бы, что «генерал Корнилов не может рассчитывать на поддержку союзников» и что союзники «надеются на скорейшую ликвидацию мятежа».

Однако, как впоследствии выразился Милюков, «использование их имени против генерала Корнилова было явно не в интересах союзников».