Россия в поворотный момент истории

Именно поэтому Временному правительству была вручена устная нота с предложением считать мятежного генерала равноправным партнером в государственной системе и с требованием примириться с ним через посредничество иностранных правительств – надо полагать, на их собственных условиях!

К счастью для союзников, эта достаточно циничная нота никогда не была опубликована в России в оригинальном виде. 29 августа с кандидатом от союзников на пост диктатора России было покончено в политическом плане, а 30 августа Временное правительство отправило его коллегу в Ставку, чтобы очистить ее от заговорщиков. На следующий день, 31 августа, памятная нота появилась в газетах, в перефразированном виде превратившись в безобидное послание от «друзей».

Именно вечером 28 августа, когда Терещенко получил «миротворческую» ноту от претендентов в «посредники», командир британского бронедивизиона на юго-западном секторе фронта получил от Корнилова приказ оказать немедленное содействие его, Корнилова, войскам, наступающим в тот момент на Петроград. 19 сентября, по срочной просьбе охваченного паникой британского посла, я после тщательного обсуждения с Терещенко дал указание опубликовать официальное заявление, в котором говорилось:

«В связи с недавними слухами, будто британские бронемашины принимают участие в наступлении генерала Корнилова, авторитетные источники сообщают, что эти слухи полностью сфальсифицированы и что любая основанная на них информация представляет собой злостную клевету, имеющую целью посеять разногласие между нами и союзниками и тем самым ослабить нашу мощь».

Это официальное заявление, опровергавшее очевидную истину, было опубликовано не только с моего полного согласия, но и по моему приказанию. Я руководствовался соображениями высших национальных интересов.

Совершенно очевидно, что ни российское Верховное командование не могло приказать британскому бронедивизиону выступать на Петроград, то есть против Временного правительства, без предварительных консультаций с военными властями в Лондоне и с нашей Ставкой, ни британский посол не мог вручить нашему правительству «коллективную» ноту без приказа от кабинета в Лондоне и согласия французов и итальянцев.

Глава 23 Развал демократического движения

Первые известия о приближении войск генерала Корнилова произвели на жителей Петрограда такое же воздействие, как зажженная спичка – на бочонок с порохом. Всех – солдат, матросов и рабочих – охватил внезапный приступ параноидальной подозрительности. Контрреволюция виделась им повсюду. Объятые паническим страхом утратить недавно обретенные права, они обратили свой гнев против всех генералов, землевладельцев, банкиров и прочих представителей «буржуазии».

Большинство вождей социалистов, ранее входивших в коалицию, опасаясь возможной победы контрреволюции и последующих репрессий, повернулись к большевикам. 27 августа, в первые часы истерии, они громко приветствовали вернувшихся большевиков и плечом к плечу с ними принялись «спасать революцию».

Разве Ленин мог упустить такую возможность? После фиаско его июльского восстания он практически признал себя побежденным, но с изменением умонастроений, вызванным мятежом Корнилова, его шансы резко поднялись. Осторожную тактику «поживем – увидим», провозглашенную им после бегства в Финляндию, теперь можно было отбросить, так как генерал Корнилов любезно предоставил ему возможность захватить власть гораздо скорее, чем он планировал, и, что более важно, сделать это под лозунгом «Вся власть Советам», который был снят после июльского поражения.

30 августа Ленин отправил секретное письмо в свой Центральный комитет в Петрограде:

«Возможно, что эти строки опоздают, ибо события развиваются с быстротой иногда прямо головокружительной. Я пишу это в среду, 30 августа, читать это будут адресаты не раньше пятницы, 2 сентября. Но все же, на риск, считаю долгом написать следующее.

Восстание Корнилова есть крайне неожиданный (в такой момент и в такой форме неожиданный) и прямо-таки невероятно крутой поворот событий.

Как всякий крутой поворот, он требует пересмотра и изменения тактики. И, как со всяким пересмотром, надо быть архиосторожным, чтобы не впасть в беспринципность…

Мы будем воевать, мы воюем с Корниловым, как и войска Керенского, но мы не поддерживаем Керенского, а разоблачаем его слабость. Это разница. Это разница довольно тонкая, но архисущественная, и забывать ее нельзя.

В чем же изменение нашей тактики после восстания Корнилова?

В том, что мы видоизменяем форму нашей борьбы с Керенским. Ни на йоту не ослабляя вражды к нему, не беря назад ни слова, сказанного против него, не отказываясь от задачи свержения Керенского, мы говорим: надо учесть момент, сейчас свергать Керенского мы не станем, мы иначе теперь подойдем к задаче борьбы с ним, именно… разъяснять народу (борющемуся против Корнилова) слабость и шатания Керенского. Это делалось и раньше. Но теперь это стало главным: в этом видоизменение.