Россия в поворотный момент истории

– Что означает эта фраза – «Отказ предоставить ему шифр обоснован»? Разве я просил вас давать мне шифр? Я лишь попросил отправить мои донесения посольским шифром, а когда вы отказали, ответил: «Если уж Пишон, французский министр иностранных дел, предложил посылать мои сообщения в Москву своим шифром, то на каком основании вы, как глава русского посольства, отказываетесь делать то же самое?» Вы отлично знаете, что я лишь просил отправить шифром мой доклад главе Директории, и вы видели ту телеграмму, которую он послал мне. Она, безусловно, подтверждает, что я покидал Россию, взяв на себя определенную миссию, и вовсе не разыгрываю из себя самозванца. – Набоков молчал. – И где подпись Авксентьева на телеграмме, которую вы мне показали? – Я протянул телеграмму Набокову, но он продолжал молчать. – Вы не отвечаете, потому что знаете не хуже меня: эта телеграмма была отправлена без ведома главы правительства, с которым вы сейчас сотрудничаете. Вы не отвечаете, потому что знаете не хуже меня, что Авксентьев, прямой и честный человек, не отправил бы подобной телеграммы и что ваше первоначальное послание до него не дошло. Вы понимаете так же, как и я, что этот ложный, неподписанный ответ, полученный вами, означает, что положение Авксентьева в возглавляемом им правительстве пошатнулось и что адмирал Колчак уже в Омске. Но вместо того, чтобы быть откровенным со мной, как и прежде, вы предпочли сделать вид, будто ответ исходит напрямую от Авксентьева. Причины вашего поступка очевидны для нас обоих…

Повернувшись, я вышел из комнаты.

Сразу же после этой последней встречи с Набоковым я отправил Авксентьеву письмо, в котором подробно описал подготовку к перевороту, совершавшуюся под эгидой генерала Нокса. Письмо заканчивалось такими словами: «Я настаиваю на том, чтобы вы приняли меры по разоблачению заговорщиков, так как повторение корниловской авантюры может забить последний гвоздь в гроб России».

Так случилось, что через день или два после тягостного разговора с Набоковым ко мне зашел Альбер Тома, как он поступал всякий раз, бывая в Лондоне.

Внезапно прервав разговор о текущих событиях, я задал ему вопрос, ответа на который не мог найти, – вопрос, который еще более озадачивал меня после ссоры с Набоковым.

– Скажите мне, – спросил я, – какова цель интервенции союзников в Россию? Что за ней кроется такого, чего я не в состоянии понять?

Тома несколько минут напряженно смотрел на меня, а затем, явно занервничав, начал мерять шагами комнату. Наконец он остановился передо мной и после тягостной паузы сказал:

– Что ж, слушайте! Вы должны знать, но только вы один.

Я пообещал ему, что все его слова сохраню в строжайшей тайне. Он уселся в свое кресло и начал говорить четким, невыразительным тоном, отчего каждое его слово становилось еще более ужасным… И когда наконец он закончил, мне раскрылась вся тайна.

В конце 1917 г., через два месяца после большевистского переворота в Петрограде, представители французского и британского правительств (лорд Мильнер и Роберт Сесил со стороны Великобритании, Клемансо, Фош и Пишон со стороны Франции) заключили совершенно секретное соглашение о разделе на сферы влияния западных областей «бывшей Российской империи» с преимущественно нерусским населением. Согласно этому соглашению сразу же после победы в войне Англия превращала в свои протектораты прибалтийские губернии и прилегающие острова, Кавказ и закаспийские регионы, а Франция получала Украину и Крым.

В этом заключалась суть ужасного рассказа Тома о намерениях союзников в отношении России.

Слушая Тома, я неожиданно вспомнил слова Клемансо и тогда впервые осознал, что еще до подписания Брест-Литовского договора, в момент заключения перемирия между Германией и большевиками, союзники посчитали, что отныне свободны от любых обязательств перед Россией.

В 1914 г., в начале войны, Россия, Великобритания и Франция заключили формальное соглашение о том, что никто из них не подпишет сепаратный мир с Германией. Нарушив этот договор, Россия предала своих союзников. Тем самым она вышла из состава союза, который выиграл войну без ее помощи.

Поскольку Россия пошла на сепаратный мир с общим врагом, который капитулировал после выхода России из союза, все русские территории, переданные Германии в соответствии с Брест-Литовским договором, должны были считаться собственностью ее бывших союзников по праву завоевания.

Россия сама лишила себя привилегии участвовать в мирной конференции, поскольку ее нельзя было считать ни державой-победительницей, ни «освобожденной» нацией.

Таким образом, предательство России Лениным и его сообщниками позволило союзникам фактически относиться к России как к побежденной стране и обернуть ситуацию себе на пользу в своих планах по изменению баланса сил после капитуляции Германии. Русские границы, согласно этим планам, должны были соответствовать границам допетровской Московии, а от Западной Европы ее отделял бы пояс малых и средних государств, находящихся под защитой держав-победительниц.