Россия в XVIII столетии: общество и память

Утверждая политическое значение Полтавы Прокопович сделал его фактом светской, а не священной истории. Не случайно в 1709 г. Петр отказался утвердить текст посвященной Полтавской победе проповеди Феофилакта Лопатинского. В письме к Лопатинскому царь писал: «Сию песнь всю переменить, понеже бо не идет о законе, а тогда была война не о вере, но о мере, також и у них крест осененный есть во употреблении почитании».[381] Этот сдвиг в интерпретации служит ключом к речи, которую, согласно легенде (по сообщению того же Прокоповича), царь произнес, обращаясь к своим воинам накануне Полтавской битвы и призывая их сражаться не за христианскую веру и не за царя, а за отечество, за «Россию, Петру врученную».[382] Историки сомневаются в том, что эта речь была действительно произнесена. Возможно, она была сочинена уже задним числом после сражения, но это лишь подтверждает мысль об интенсивной, целенаправленной работе по формированию соответствующего дискурса.

Приведем еще несколько примеров, демонстрирующих механизм конструирования исторического мифа. Полтавская битва состоялась в день, когда Православная церковь празднует День Св. Сампсония Странноприимца. В своем «Слове похвальном» Прокопович подменил Св. Сампсония библейским Самсоном, изобразив Петра в виде Самсона, раздирающего пасть шведскому льву. Этот образ оказался очень эффектным: он был воспроизведен уже на несохранившейся гравюре Д. Голяховского, преподнесенной Петру Прокоповичем в 1709 г., в посвященном Полтавской победе сочинении Стефана Яворского, в украшениях Москвы во время празднования победы в декабре 1709 г. и в созданной примерно в это же время огромной по размеру (170 х 124 см.) гравюре И. Зубова и М. Карновского. В 1720-е гг. он появился в проекте триумфальной колонны А. Нартова и Б. Растрелли. В 1735 г. скульптура Самсона, раздирающего пасть льва, работы К. Растрелли была установлена в Петергофе (скульптура, которую можно видеть сегодня, это копия, изготовленная М. Козловским в начале XIX в.). К середине XVIII в. этот образ, по-видимому, был уже всем знаком. В своей «Оде государю императору Петру Великому» А. П. Сумароков писал: «Петр по вышней воле / Льва терзал в Полтавском поле: / Лев беспомощно ревел, / Под Орловыми крылами, / Изъявлен его когтями, / И противиться не смел».[383]

Печальная судьба шведского льва, образ Петра в качестве Самсона и прославление воинских свершений первого императора стали непременными элементами поэтических и прозаических текстов XVIII века. Так, М. В. Ломоносов дважды упоминает Полтавскую битву в своем «Слове похвальном блаженныя памяти императора Петра Великого». Для него победа под Полтавой – это символ успехов Петра в создании новой русской армии и одновременно доказательство Божьей милости. Он вновь повторяет эту мысль, когда упоминает, что Петр во время битвы не только не был убит, но даже ранен. Некоторые другие литературные опыты, как, например, архиепископа черниговского Иоанна Максимовича содержали яркие описания битвы, но не пользовались особой популярностью и были вскоре забыты.

Полтавская битва послужила источником вдохновения и многим художникам. Первые ее изображения появились уже вскоре после победы, а затем к ней вновь и вновь возвращались и в XVIII, и в XIX веках. Чаще всего в качестве иллюстрации воспроизводится мозаика Ломоносова, но ни одно из десятков изображений не обрело статус художественного шедевра, который был бы известен и знаком каждому россиянину.

Между тем, дата 27 июня стала частью официального российского праздничного календаря, которая отмечалась уже при жизни Петра как один из викториальных дней. Первое празднование в 1710 г., описанное в мемуарах датского посланника Юст Юля, включало военный парад с участием Преображенского и Семеновского полков, церковную службу, публичную проповедь Феофилакта Лопатинского, фейерверк и пиршество.[384] В тот год, а также два года спустя Петр еще помнил, что 27 июня – это день Св. Сампсония, о чем он упоминал, в частности, в письме к А. Д. Меншикову 29 июня 1712 г. В более поздние годы этот день ассоциировался уже исключительно с Полтавской победой и отмечался ежегодно, в том числе в 1718 г., в день смерти царевича Алексея Петровича. Е. Погосян, специально изучавшая русский календарь петровского времени, отмечает, что до 1718 г. не существовало какой-то определенной идеологии этого праздника, который иногда совмещался с празднованием тезоименитства Петра, а иногда с какими-то другими важными событиями, как, например, приезд в 1713 г. персидского посла. То, как праздновали этот день, также не сильно отличалось от других праздников, включая празднование Нового года.[385]