Россия в XVIII столетии: общество и память

Годовщина Полтавской победы регулярно отмечалась и после смерти Петра, а в 1727 г. она числилась в длинном списке побед над шведами. Всего в этом списке упоминалось 37 побед и, поскольку они составляли лишь часть памятных дат официального календаря, понятно, что праздновать их все было невозможно. В период правления Анны Иоанновны публично праздновались так называемые «царские дни» – тезоименитства, дни рождения, годовщины коронации. Другие праздники, включая и день памяти Полтавской битвы праздновались только в придворном кругу. В конце царствования Анны, в 1739 г. День Полтавы был включен в список официальных праздников в качестве публичного праздника, который теперь напротив должен был отмечаться не при дворе.

Статус праздника был восстановлен при Елизавете Петровне, но при Екатерине II несколько задвинут на задний план в связи с появлением новых военных побед. В дневнике статс-секретаря императрицы А. В. Храповицкого, охватывающем десять лет его службы при государыне, Полтавская годовщина упоминается трижды. Первый раз 27 июня 1786 г. он поздравил императрицу с этим праздником. Ровно два года спустя в этот день Екатерина подписывала приказы, связанные с новой войной со Швецией, и Храповицкий прокомментировал это как не случайное совпадение. В 1790 г. он упоминает службу в соборе Царского села, которая, однако, была посвящена не памяти о Полтаве, а последней морской победе над шведами в Выборгском заливе.[386] Эта служба упомянута и в письме Екатерины к Г. А. Потемкину от 28 июня 1790 г.: «Поздравляю тебя с сегодняшним праздником и с сей победою. Разрешил нас Бог от бремени, и обрадовал тебя Чичагов еще раз, как видишь. Вчерась в день Полтавской баталии был у меня здесь молебен, а в воскресение поеду в город, и будет молебен в морской церкви у Николая Чудотворца».[387] Под «сегодняшним праздником» императрица имела в виду день своего восшествия на престол – 28 июня 1762 г., который, таким образом, почти совпадал с Полтавской годовщиной и очевидно, что для нее это событие было более значимым. Сами же события, связанные с переворотом 1762 г., показывают, что и в короткое царствование внука Петра Великого никакого особого празднования не было. 27 июня этого года Петр III находился вне Петербурга, а 28-го, когда он лишился престола, собирался праздновать свое тезоименитство.

Петр I часто упоминается на страницах другого дневника, принадлежавшего Семену Порошину, воспитателю великого князя Павла Петровича. Но, хотя рассказы о жизни Петра и его деяниях широко использовались в уроках его правнука, Полтавская битва ни разу не упомянута. Создается впечатление, что, с точки зрения наставников наследника, образ Петра – государственного деятеля был гораздо важнее для воспитания будущего императора, чем образ Петра – полководца. В дневнике за 1765 г. Порошин описывает обычное времяпрепровождение 27 июня. В этот день двор находился в Красном Селе, и офицеры двух дивизий, прибывших туда для парада, нанесли визит одиннадцатилетнему Павлу. Вечером этого дня главный воспитатель великого князя Н. И. Панин «ужинал с нами и говорил об Алексее Петровиче Бестужеве, как он при государе сюда приезжал министром, и о революциях при Анне Иоанновне и по смерти ее».[388] Иначе говоря, Полтавская тема в разговорах не звучала. Что же случилось с памятью о Полтаве?

Для ответа на этот вопрос надо принять во внимание два важных факта. Во-первых, сразу после сражения всю информацию о нем Петр взял под контроль, и вскоре была сконструирована официальная версия события, которую не могла подвергаться сомнению. Во-вторых, пятьдесят пять лет спустя после битвы уже не оставалось ее живых участников, которые могли бы рассказать о ней наследнику русского престола. Более того, к этому времени не только не была издана какая-либо доступная история сражения, как и вообще Северной войны, но она и не была написана. Единственными источниками информации могли служить официальные сообщения петровского времени или панегирические сочинения. Оба эти вида источников содержали идентичную каноническую версию, но не живой рассказ и вряд ли могли заинтересовать юного читателя.

Другой важный факт, который следует принять во внимание, связан с отсутствием мемуаров русских ветеранов Полтавы. Кажется, что одно из величайших событий русской истории не произвело достаточного впечатления на его участников, чтобы они попытались зафиксировать память о нем. Более того, помимо переписки Петра, не существует никакой иной личной переписки очевидцев сражения. Таким образом, историкам невозможно написать на основе российских материалов исследование, подобное знаменитой книге П. Энглунда «Полтава. Рассказ о гибели одной армии», в основу которой легли письма и дневники шведов.